разнообразить свое путешествие по пустыне? Вы, христиане, должно быть, получаете нездоровое удовольствие, отказываясь от наслаждений. Но да будет так. Азиз, ты можешь снова надеть свою одежду.
— Ты тоже, Ситаре, — сказал я, и если Азиз после моих слов слегка расстроился, то она стояла как громом пораженная. — Заверяю тебя, милая, я говорю это весьма неохотно, но с наилучшими намерениями.
— Я что-то не понимаю. Раз вы берете на себя ответственность за моего брата, то моя невинность уже больше не нужна ему. Поэтому я хочу подарить ее вам, и сделаю это с радостью.
— А я с благодарностью отклоняю дар. Я уверен, ты и сама понимаешь, что это будет благоразумней, Ситаре. Потому что, когда твой брат уедет, что станется с тобой?
— Какая разница? Я всего лишь женщина.
— И к тому же очень красивая. Так вот, раз уж тебе удалось пристроить Азиза, ты можешь теперь заняться собственной судьбой. Выйти замуж, стать наложницей, или чего ты там еще хочешь достигнуть. Однако я знаю, что женщина может претендовать на многое лишь в том случае, если она не лишена девственности. Такой я тебя и оставлю.
Брат с сестрой уставились на меня, и мальчик пробормотал:
— Поистине, христиане divane.
— Разумеется, и среди нас попадаются глупые люди. Но многие просто стараются вести себя так, как пристало христианам.
Ситаре бросила на меня более нежный взгляд и мягко сказала:
— Возможно, кое-кому это удается. — А затем снова провокационно открыла свое прекрасное тело. — Вы уверены, что отказываетесь? Вы непреклонны в своем добром намерении? Вас не терзает искушение?
Я рассмеялся дрожащим смехом.
— Еще как терзает. По этой причине позволь мне поскорей уйти отсюда. Я посоветуюсь с отцом и дядей насчет того, чтобы взять Азиза с собой.
Принятие решения не заняло много времени, потому что они как раз в это время уже обсуждали этот вопрос в конюшне.
— Ну что, — сказал дядя Маттео отцу, — Марко тоже согласен, чтобы мальчик отправился с нами. Таким образом, двое «за» против одного колеблющегося.
Отец нахмурился и запустил пальцы в бороду.
— Мы сделаем доброе дело, — подал я голос.
— Как можем мы отказаться сделать доброе дело? — вопросил дядя.
Отец весьма раздраженно напомнил нам старую поговорку:
— Святая Милость мертва, а ее дочь Доброта больна.
Дядя ответил ему другой пословицей:
— Если перестать верить в ангелов, они перестанут творить чудеса.
В замешательстве братья молча смотрели друг на друга, пока я не осмелился прервать молчание:
— Я уже предупредил парнишку, что существует опасность того, что к нему будут приставать. — Оба вперили в меня изумленные взгляды. — Вы же знаете, — пробормотал я, чувствуя себя неловко, — способность Ноздри, хм, доставлять неприятности.
— Ах, это, — произнес отец, — да, это так.
Я обрадовался, что отец со мной согласен, ибо мне не слишком хотелось выступить в роли ябеды, рассказав о последней непристойности Ноздри, и, возможно, подставить спину раба под кнут.
— Я заставил Азиза дать слово, — сказал я, — держаться настороже и сообщать мне о любых подозрительных действиях. А сам я обещаю, что буду следить за ним. Что же касается его перевозки, то вьючный верблюд не слишком сильно нагружен, а мальчик весит совсем немного. Его сестра разрешила нам взять себе те деньги, которые мы получим от его продажи, а это должна быть изрядная сумма. Хотя я лично думаю, что правильнее будет просто вычесть стоимость его содержания и позволить мальчику оставить себе остальные деньги. Это будет своего рода наследством, с которым он сможет начать новую жизнь.
— Ну что же! — снова произнес дядя Маттео, почесывая свой локоть. — Парню есть на чем ехать, у него имеется телохранитель, который защитит его. Азиз сам оплачивает свой путь до Мешхеда, да потом еще получит приданое. Какие могут быть возражения!
Однако отец торжественно произнес:
— Если мы возьмем его с собой, Марко, он будет на твоей ответственности. Ты можешь поручиться, что убережешь ребенка от беды?
— Да, отец, — ответил я и выразительно положил руку на висевший на поясе кинжал. — Если случится несчастье, то сначала оно произойдет со мной, а уж потом с Азизом.
— Ты слышишь, Маттео?
Я понял, что отец воспринял это как своего рода торжественную клятву, поскольку призывает дядю быть свидетелем.
— Я слышу, Нико.
Отец вздохнул, по очереди посмотрел на нас, почесал еще немного свою бороду и наконец сказал:
— Ладно, тогда мальчик поедет с нами. Иди, Марко, и объяви ему об этом. Скажи его сестре и вдове Эсфири, чтобы они упаковали вещи Азиза, которые он возьмет с собой.
Таким образом, мы с Ситаре улучили возможность обменяться кратковременными поцелуями и другими невинными ласками. А на прощание девушка сказала мне:
— Я никогда не забуду вас, мирза Марко. Я не забуду, как вы были добры к нам обоим и как беспокоились о моей дальнейшей судьбе, о том, что со мной станет после вашего отъезда. Я бы очень хотела вознаградить вас — и именно тем способом, от которого вы так благородно отказались. Если когда- нибудь вы снова окажетесь здесь…
Глава 4
Я уже упоминал о том, что нам предстояло пересечь Деште-Кевир в наиболее подходящее для этого время года. Не представляю, что бы с нами было, если бы нам пришлось пересечь ее в самое плохое время. Мы сделали это поздней осенью, когда солнце уже не было таким дьявольски горячим, однако все равно подобное путешествие, вне всяких сомнений, нельзя назвать приятным. До этого я полагал, что нет ничего более скучного и однообразного, чем долгая поездка по морю, по крайней мере когда море не становилось страшным из-за шторма. Однако хуже всего оказалось путешествие по пустыне: жажда, зуд, царапающий кожу дребезжащий песок, изнуряющая жара — список ненавистных неудобств можно было продолжать и продолжать. Именно этот список всплывал, словно речитатив проклятий, в расстроенном мозгу путешественника, когда тот устало тащился по пустыне от одного невыразительного горизонта по невыразительной плоской поверхности к другой удаляющейся от него невыразительной линии горизонта.
Покинув Кашан, мы снова оделись для нелегкого путешествия. Мы сняли аккуратные персидские тюрбаны и роскошные расшитые наряды, вновь завернувшись в свободно свисающие куфии, головные накидки и в просторные абасы, которые были не столько красивыми, сколько практичными костюмами, не прилипавшими к телу, но свисавшими свободно. Таким образом, это давало поту возможность испаряться с тела и на костюме не образовывалось складок, в которые мог забиваться летящий песок. Наши верблюды были увешаны кожаными бурдюками с хорошей кашанской водой, а также вьюками с сушеными бараниной, фруктами и ломким местным хлебом. (Чтобы раздобыть эти продукты, нам пришлось дожидаться, пока базар снова пополнится после Рамазана.) Мы также нашли в Кашане и некоторые новые товары, которые взяли с собой: гладкие округлые прутья и отрезы легкой ткани, сшитые таким образом, что они
