Людмила Александровна Дунаева
Первая заповедь блаженства
сказочно-фантастическая повесть
Пролог
…И вдруг раздался звонок! Папа, зевая, вышел из спальни и открыл дверь.
— «Скорую» вызывали? — бодро гаркнул кто-то с порога квартиры.
Я спрыгнул с дивана. Этот голос!.. Этого не может быть, и всё-таки…
— Нет, «Скорую» мы не вызывали, — сказал папа.
— А мы знаем, что не вызывали!
Минутное молчание. Я, немножко подпрыгивая от счастья, подслушивал из-за угла коридора.
— Вы что, из дурдома сбежали?! — взвыл, придя в себя, папа. — Что за тупые шутки?! Вы в курсе, что сейчас ночь?!
— Сейчас без пятнадцати три пополуночи, — вежливо сообщили ему. — Мы не сбежали, а приехали в гости.
— Ну вы у меня сейчас погостите! — пообещал папа.
— Да мы и не к вам вовсе…
Ну, всё, пора мне вмешаться, а не то папа задохнется от возмущения. Надо его поберечь. Я постарался спокойно и неторопливо выйти из-за угла и сказал:
— Папочка, не волнуйся, это ко мне!
— Илюха! — обрадовался гость.
— Здравствуйте, доктор, — я протянул руку для приветствия, одновременно подмигнув левым глазом.
Папа ничего не заметил. Зато доктор тотчас сделался похожим на доктора (до этого момента он больше смахивал на разбойника в докторском костюме).
— Здравствуйте, Признанный, — учтиво ответил он, пожимая мне руку.
Это был наиболее верный шаг. Услыхав мой титул из уст незнакомца, папа немедленно растаял от умиления и проникся доверием к нежданному гостю.
— Извините, что вспылил, — сказал папа. — Просто этот ночной визит… слегка неожиданно…
— Папочка, иди спать, — сказал я. — А я тут сам разберусь, хорошо?
— Конечно, Илюшенька, конечно, — согласился мой родитель, — ещё раз извините…
Он слегка поклонился и шаркая шлёпанцами, побрел в спальню.
Я полез за гостевыми тапками.
— Дядя Фил, а почему вы всё время говорите «мы»? С вами есть ещё кто-нибудь?
— А как же! — Дядя Фил шагнул в прихожую, и за его широкой спиной обнаружился худенький светловолосый паренёк, похожий на очень усталое привидение.
— Ааа! — изумился я. — Неужели?..
Стоп. Ещё немного, и я начну рассказывать историю с конца. Будет лучше, если я вернусь к самому началу.
Глава 1. Дар небес
Когда я родился и издал свой первый крик, мой отец проверил меня по камертону и пришел в полный восторг.
— Грандиозно! — воскликнул он. — Чистое 'ля'! Помяните моё слово: этот мальчик потрясет планету!
Забегая далеко вперёд, замечу, что его предсказание сбылось, правда, несколько иначе, чем ему грезилось. Мой отец желал видеть меня великим пианистом, величайшим виртуозом всех времён и народов. Папа любил повторять, что человек велик ровно настолько, насколько высокую цель он перед собою ставит.
Однако кое-кто сильно помешал осуществлению папиных планов. Этим человеком был я.
Во внутриутробном состоянии я был очень покладистым учеником, и врачи без труда внедрили в моё подсознание нотную грамоту и развили у меня абсолютный слух. Сложности начались, когда я родился.
Меня посадили за пианино, как только я научился сидеть. Сначала меня привязывали к стулу, чтобы я не упал. Потом — чтобы не уполз. Но чуть позже я научился бегать, и проблем с моим обучением стало значительно больше. Глядя на то, как я, пытаюсь вырваться, заливаясь слезами перед ненавистным инструментом, мама украдкой утирала заплаканные глаза, а отец сердито хмурился.
— Я хочу туда! — ныл я и показывал пальцем в окно.
За окном был большой двор. Хотя с нашего тридцать первого этажа он был виден не очень хорошо, я всё же мог разглядеть далеко внизу каких-то мальчиков и девочек. Их было совсем немного, но они весело бегали по зеленой траве, рылись в песочнице и качались на качелях.
— Я хочу к ним! — заявил я однажды.
При этих словах отец изменился в лице и резким движением задернул занавески.
— Не смей этого хотеть! — проговорил он глухим голосом. — Если ты спустишься к ним когда-нибудь, ты погиб!
— Это плохие дети? — робко спросил я, пораженный его гневом.
— Нет, — отвечал отец, — хуже. Это обычные дети.
Папа произнес это таким тоном, что я побоялся спросить, что это значит, но с тех пор слово 'обычный' заставляло меня цепенеть от ужаса.
Нет, больше я не смотрел в окно. Заниматься на пианино я стал намного усерднее. Не то, чтобы я полюбил музыку. Просто я усвоил, что это единственный для меня способ не превратиться в обычного ребенка.
— Запомни, — говорил отец, — нет ничего ужаснее, чем родиться гением, а потом оказаться таким же, как все!..
При этом он обычно отворачивался и очень тяжело вздыхал. Я не спрашивал, почему он так делает, но понимал, что все сказанное им — чистая правда!
Наш семейный психолог заметил, что я стал чересчур нервным.
— Вы совсем запугали бедного мальчика! — мягко пожурил он папу. — Страх еще никому не помог добиться успеха. Гораздо полезнее было бы развить в Илюше дух соревнования и немного тщеславия — здорового, разумеется…
И я начал концертировать. Сначала — перед собственными бабушками и дедушками, потом — в школе, перед такими же юными гениями, как я сам. Постепенно аплодисменты начали мне нравиться. И, хотя я сам хлопал моим соперникам только из приличия, я не сомневался, что мне слушатели аплодируют совершенно искренне. Родные, следуя совету психолога, всячески поддерживали моё убеждение.
И вот, настал день, когда я — уже без всякого страха — вновь подошел к окну. Мне исполнилось десять лет. Отдёрнув занавески, я с улыбкой посмотрел на копошащиеся далеко внизу крохотные детские фигурки.
— Несчастные! — сказал я. — Как хорошо, что я не такой, как они!..
— О, да, сынок! — встав рядом со мной, вдохновенно произнес отец. — И скоро ты сможешь сказать так всему миру!..
