— А, проснулся!.. С добрым утречком, — сказал Баев. — Как спалось? Что во сне привиделось?
— Я снов не вижу, — ответил Петя, — ерунда это на постном масле. Кстати о масле — мы идем завтракать или как?
— Денег нет, — сказала я, — только на метро осталось. Поэтому разжиться бесплатным столовским хлебушком не помешало бы.
Тут Баева осенило, он сел в постели и провозгласил:
— Я все понял. Есть нечего — это раз. Покоя нам в ближайшее время здесь не будет, это два. Через несколько дней явится Самсон и разнесет эту халабуду вдребезги пополам, я цитирую, но неважно. Итого большая и малая посылка в наличии. Вывод: мы едем в Питер, там и позавтракаем. Это три. Конец сообщения.
— Данька, повторяю, у меня только на метро, — продолжала занудствовать я.
— А стипа на что?
— Дали?!
— Ага, догнали и добавили. Я получил за себя и за некстати отсутствующих. Дениска домой уехал, вернется через неделю.
— Нет, так не пойдет. — Правило не брать в долг относилось к разряду священных и я пока умудрилась через него ни разу не переступить.
Петя, который все это время лежал, закинув руки за голову, и слушал нашу беседу, повернулся на бок и сказал:
— А мне идея нравится, честное слово. Но. Билетов может не быть.
Вот тут он попал в точку. Баев оживился, это был его выход.
— Билеты ни к чему. Я все устрою, если вы, законопослушные граждане, рискнете пожить пару деньков по моим правилам. А в моих правилах о билетах ничего не говорится.
— Петя, это святое, — пояснила я. — Баев их не покупает, он заяц-виртуоз. Это серьезный вид спорта, посерьезнее, чем автостоп. Правда, я его в деле не видела, разве что по мелочам, в городском транспорте…
— На крыше поедем, как Шапокляк? — поинтересовался Петя.
— Если его как следует развести на слабо, то и в СВ можешь оказаться.
— СВ не обещаю, остальное без проблем. Аська, собирайся, — скомандовал Баев. — Возьми мой рюкзачок, но не набивай под завязку, мы кое-что из Питера привезем.
— По такому случаю могу вообще ничего туда не класть, — обрадовалась я.
— Вы о чем? — спросил Петя.
— О чем, как не о пирожных!.. Кондитерская «Норд», то бишь «Север», слыхал? С ней вообще легко управляться, — сказал Баев, стягивая с меня одеяло. — Ходжа Насреддин в таких случаях привязывал морковку к веревочке, веревочку к палке, потом садился на осла…
— За осла ответишь, — я ухватилась за край одеяла, завязалась потасовка, Петя невозмутимо за нами наблюдал. — Эй ты, отпусти, а ты закрой глаза, я не одета, то есть почти.
— Она опять не одета, — вздохнул Баев, — это такая форма кокетства. Петька, если и сейчас глаза закроешь, то снова ничего не увидишь.
— Да чего я там не видел, — сказал Петя, покраснев, но глаза закрыл.
— Дураки, — я вылезла из постели и огляделась. — Где мои джинсы? Сейчас возьму твои и поеду в них. Мы все одинакового размера — махнемся не глядя? Люблю мужскую одежду. Рубашки, свитера, мне идет. Штаны еще не пробовала.
— Эй, — забеспокоился Петя, — не трогайте мои штаны.
Полуоткрыв один глаз, он подобрал с полу джинсы и поплелся в ванную. На нем были синие боксерские трусы с кармашками и белым кантиком. Мы с Баевым покатились со смеху, ничего особенно смешного, просто настроение хорошее.
— Обиделась?
— На дураков не обижаются.
— Да ничего он не видел. Для Петьки девушка его друга — сакральный объект, который он будет всячески оберегать от посторонних, а если надо — то и от самого себя. Хотя мне показалось, что в последнее время ему для этого требуется гораздо больше усилий, чем раньше. Иди сюда. Хватит торчать посреди комнаты в неглиже.
— А ты всячески осложняешь ему задачу. Одеяло зачем стягивать?
— Ну ладно, не дуйся. Я знаю волшебное слово, даже два — пирожное «шу». Ты же сама рассказывала. Я о твоей кондитерской осведомлен не больше, чем ты о моем автостопе, но верю как эксперту. Еще полдня и пироженце твое.
— Убери свою морковку.
— Я осел, признаю.
— Ах, как жаль, что Петя не слышит, свидетелей нет.
— Это мы сейчас исправим, — обрадовался Баев, выскочил в коридор в чем был и заорал: — Граждане, я осел! Эврика! Спешите видеть!
Бодрое утро, однако… Хотя какое к черту утро — два часа дня. Быстро покидать вещи в сумку — и на вокзал.
Вернулись из Питера вечером того же дня. До баевских безотказных схем дело не дошло, вокзал был оцеплен. Нас не пустили бы даже к кассам.
— Ну, Саныч, ты прокололся, — сказала я, открывая дверь. В обеих комнатах темно, Андрюха не появлялся.
— Аська, ты не догоняешь — бомба тоже часть плана. Не так ли, маэстро? — уточнил Петя.
— Ясен пень, — подтвердил Баев.
— И ведь самое обидное, они все перетряхнут и ничего не обнаружат. Ложный шухер. Почему именно сегодня!..
— Забудь о пирожных, Аська, — сказал Петя сочувственно.
— Ошибаетесь, граждане пассажиры, — Баев поставил на стол рюкзак и вынул из него пакет с сушками. — Мы едем в Питер прямо сейчас, фирменным поездом «Красная стрела».
Этот номер со шляпой фокусника я уже видела, и не однажды. За сушками последовали хлеб и сыр, а вместо волшебного кролика появилась курица-гриль в промасленной бумаге (наверняка перепачкала в рюкзаке все остальное, подумала я и тут же устыдилась — какое мещанство!.. ну перепачкала… что бы там ни было, шоу маст го’он!).
Когда он же успел, ведь мы были на виду друг у друга целый день?
— А теперь — гвоздь программы! — объявил Баев и достал из рюкзака полиэтиленовый мешок с конфетами. — Извини, пирожных не выдали, но тут кое-что на замену. Питерские, «Мишка на севере».
— Если честно, я видел, как ты их покупал у вокзала, — сказал прямодушный Петя.
— Видел он… Мне мужик мамой клялся, что они только вчера прибыли в Москву, утром с поезда.
Петя развернул конфету, положил ее в рот и причмокнул:
— Божественно. А что тут у нас написано? Кондитерская ф-ка им. П. А. Бабаева, Москва.
— Дай сюда, — Баев выхватил у него фантик. — Действительно.
— Подумаешь, — сказала я. — Дайте мне.
— Между прочим, это еще не все, — продолжал Баев, чувствуя, что аудитория теряет к нему интерес. — Попрошу аплодисменты.
В рюкзаке оказалось две бутылки токайского.
— А давайте разложим диван и устроим симпозиум, — сказала я.
Очень хотелось есть.
Пили за клуб винопутешественников, за Питер среди нас, за относительность пространства и времени, благодаря которой мы, не слезая с диванчика, переместились в культурную столицу нашей родины, лежим на травке у музея, обнимаемся на ступеньках Инженерного замка, идем по Фонтанке, взявшись за руки, я посерединке.
(Последнее, что сказал Гарик, когда перестал плакать и сморкаться — если узнаю, что ты поехала с
