Высотка

Легкие, невесомые, в одинаковых майках, с розовыми от недосыпа щеками, со взглядами, прилипшими друг к другу, с ведром известки, одна кисть на двоих

ну и работнички, за что вас только кормят, хохотнул Серега, проходя мимо с арматурой для парника

хорошо устроились, я вкалываю, а они опять целуются

на хлеб и воду, в карцер, выселим на ночь в неотапливаемое помещение, на веранду, я уже чувствую, чем дело кончится

непременно этим и кончится, сказал Баев серьезно

у нас все по графику, раз в неделю, вашими молитвами.

Серега посмотрел на него одобрительно, как мне показалось, и исчез, а мы продолжили, окуная кисточку в белое, раскрашивать все, что под руку подвернется

затеяли какой-то бессмысленный разговор

хорошо, что эти не слышат, засмеяли бы, забодали бы вконец.

— А ты что думаешь, у них было иначе? Обыкновенная дедовщина! Женатики потешаются над неженатиками, а сами черной завистью завидуют и готовы развестись, чтобы только повторить, но повторить невозможно.

— Чего мне меньше всего хотелось бы, так это сидеть на собственной свадьбе невестой, в платье из занавески, с занавеской же на голове, вставать по команде «горько», целоваться на счет… Нельзя ли как-то без этого обойтись?

— Аська, с чего ты взяла, что я тебе предлагаю занавеску! — рассердился Баев. — Я, может быть, хочу на нулевом километре, выездную сессию… Или возле Дюка, со второго люка, разобьем бутылку шампанского — и в плавание, так сказать, по жизни. Да мало ли вариантов! Главное — это сердечное согласие брачующихся, остальное детали.

— Откуда ты слова-то такие знаешь… Брачующихся… Мы на зоопсихологии как раз проходим…

— Я много разных слов знаю, кошенция, — перебил Баев. — Их безусловно хватит на то, чтобы сломить твое сопротивление, не слишком настойчивое, если честно. Ритуал ритуалом, но надо же и меру знать! Сдавайся, а текст капитуляции я составлю сам. К примеру: я, толстая девочка Ася Зверева, сдаюсь на милость победителя и обещаю делить с ним все булки и двойки, окурки и бутылки отсюда и до скончания века аминь.

— Данька, я и так буду делить, без клятв. Это Серега тебя с толку сбил? Не нужна мне расписка, и комната тоже не нужна…

— Да при чем тут комната!.. Ты сегодня какая-то скрипучая, Аська, руль у тебя заклинило… Короче, моя диспозиция проста. Имеется настроение праздника — делай праздник. Из ничего, из воздуха, паспорта, семейного положения, главное, чтобы несло. Я как раз в таком настроении, а ты мне палки в колеса суешь.

— Но…

— Никаких но. И перестань умничать, говори по-человечески — да или нет? Распишемся или будешь кочевряжиться еще пару лет, пойди туда, не знаю куда, принеси всего и побольше, и таблеток от жадности, сварись в молоке, изваляйся в муке, замороженную тушку дракона мне под балкон прикати…

— Данька, ты серьезно?

— Конечно. Я что, похож на шутника?

— Прямо сейчас?

— Конечно, прямо сейчас.

— Тогда пойдем и скажем им об этом?

(Конечно, не сказали, а потом забылось — за ненадобностью.)

Тем же вечером. Стояла под яблоней, смотрела на Баева, не подозревая, что в эту минуту огромная садовая лестница пошатнулась, отошла от ствола, накренилась… Затем случилось нечто вроде мгновенной телепортации — вот Баев в пяти метрах от меня и вот он уже здесь. Лестница хлопнулась в его ладонь и затихла.

Я получу свою награду? — поинтересовался он. Я только что тебя спас, если хочешь знать. Пятиметровая байда, да еще в свободном падении… а ближайшая больница в Москве, наверное… Здесь люди не болеют, им некогда, посевная-уборочная… Считай что родилась в рубашке, то есть в футболке, причем в моей.

Ночью. Выгнали на веранду (дайте уже поспать!), было холодно, чуть выше нуля, но награда нашла героя; когда мы вернулись, оказалось, что никто не спит — один другому греет застуженное ушко каким-то варварским способом, стаканом с горячей водой.

Рановато было тебе, Серега, разуваться, сказал Баев, не май месяц, по вашему-то календарю.

Ложись уже, рявкнул Серега, вы нам всю ночь отравили, мы с Рыжей гадаем и понять не можем, что такого надо сделать, чтобы произвести эти бесконечно интригующие звуки.

(Теперь я понимаю, до чего мы были невежливы и нескромны, и к тому же бескомпромиссно здоровы, несмотря на ночные заморозки на почве.)

Май закончился назавтра, второго числа.

Подул ледяной ветер, нагнал тучи; стволы потемнели, бревна намокли, приехали родители; мы героически пытались ходить босиком и даже валяться в траве, но от этого становилось так грустно, как будто мы имитировали самих себя, дергали за веревочки, тащили в гору то, что вчера само летело с горы; серое небо, трава, которая внезапно стала резать ноги; бледное, синеватое от холода лицо; яркие майки, никчемные подвиги; сужение, охлаждение, отмирание…

Наступила на осколок бутылки, Баев выковыривал его ножичком, смоченным в водке, пока испуганный Серега искал в домике йод. Ранка оказалась неглубокой, пустяковой, я сама дошла до электрички, потом Павелецкий вокзал, по зеленой ветке в сторону центра, не надо, не провожай, тебе на красную, мне на оранжевую, вчерашнее лето вернется, яблони зацветут, ранки заживут, сегодня только второе мая.

Вселучшееконечновпереди.

* * *

25.05

Забросила дневничок — некогда, нет времени. Жалко, если он захиреет — потом не восстановишь. Легкомысленное отношение там, где надо собирать в житницу. Как будто ничего нельзя упустить или забыть… Написала «потом», обогнав себя на двадцать лет, забежала вперед, в какое-то одинокое время, где я уже не я, а сорокалетняя тетя Ася. Неужели всеобщее неверие проникло и в меня тоже?

Капают и капают, ах, вы такие разные, дельфин и русалка, ах, вы еще вместе… Если не говорят, то подразумевают. Даже Нинка. А ты сказала родителям, что вы решили? Не сказала? Чего тянешь?

Тяну, потому что знаю своих родителят. Поставлю их перед фактом, чтобы не портить себе праздник. Как они смотрели на Даньку, когда я его наконец-то привезла домой!.. Могли бы сдержаться, сделать вид… А он все прекрасно понял. Ничего, говорит, нам с тобой спешить некуда, перевоспитаем. Родителята твердолобы, к ним подходец нужен и масса терпения.

Все, кроме Пети, Петя кремень, он за нас. И мне надо бы научиться ограждать себя. Баев умеет, а я нет. Напрягает что-то — нажимаем кнопочку эскейп, отряхиваемся, идем дальше — вот его девиз. Удивительно быстро ко всему приспосабливается. Свободен, текуч, непредсказуем, как кастанедовский дон Хуан. Настоящий охотник, да? Выскочит сухим из воды, впишется в любой интерьер?

В сущности, механизмы такой свободы просты, даже банальны. Многое из того, что я вижу, не вызывает восторга. И тем не менее — люблю. Точка. Я ответила?

Вчера разговаривала с В. П. относительно своих набросков. Это вы сами написали? Весьма своеобразно, заметил он, потом спохватился. Я хотел сказать — интересный ракурс, но, увы,