Я прочла, но не ответила. За своей долей заказа не обратилась. Вычеркнула телефон Гарика из записной книжки, но он, зараза, был настолько простым, — как детская считалочка,
Сначала я слушала его, потом перестала — привыкла к этому жужжанию, как к радиоволне «Европы- плюс». Присутствие Гарика больше ничего не означало, оно не раздражало палочек и колбочек, волосковых клеток среднего и внутреннего уха, полукружных каналов, височных и теменных долей головного мозга, вибро-, танго-, фото— и хеморецепторов. Соверши он на моих глазах сэпукку, — а он грозился, прямо-таки угрожал, показывая пачку рецептов на снотворное, собранную по разным врачам, — я, наверное, и не пошевелилась бы, чтобы вытащить в коридор его бездыханное тело. Гарик сделался фоновой составляющей, уровнем шума, мебелью, сопутствующими обстоятельствами вроде холодильника в углу, пьяных ДАСовцев за стеной или ветра во фрамуге. Если бы он исчез… если бы женился на Насте… Но он вернулся — и поэтому больше меня не интересовал.
Симулянтка
Жизнь определенно разваливалась.
Акис вусмерть разругался с Баевым, поймав его на какой-то финансовой махинации. Да, я хотел малость объегорить твоего Аполлона, пояснил Баев, но ведь он сам подставился, лопух. Ему на пользу пошло, кстати, раз уж он проявил бдительность и провел ревизию наших счетов.
А то, что он со мной теперь не разговаривает — это как? — спрашиваю.
Он еще и разговаривать умеет? — съязвил Баев. Вундеркинд! Чем меньше мужиков в нашей комнате, тем лучше. Хватит с тебя Петьки, а козленочку этому тут делать нечего, целее будет. Я и сам собирался с ним расплеваться — ненадежный товарищ. На такого чуть поднажмешь — вся жижа и вытечет.
Грубо. Грубо и несправедливо. В конце концов, Акис мой друг и я имею право…
Конечно, говорил Баев. Дружи — кто ж тебе не дает. Только не в этой комнате и без меня.
В финансовые вопросы я не встревала. Меня больше волновали вопросы учебные, а с учебой было просто швах. Англичанка наотрез отказалась ставить зачет из-за прогулов, несмотря на то что я бегло изъяснялась в простой грамматике и знала назубок все глаголы-исключения.
Со сложными временами, правда, так и не разобралась. Чтобы исправить это упущение, Гарик изобретал мнемонические приемы, присоединяя к делу наш общий рок-бэкграунд. Возьмем, скажем,
Но мымре мои занятия не сдались — я должна была отсидеть положенное или вылететь из универа. Почему-то именно она поперла на принцип, тогда как другие этого не сделали, хотя предметы у них были поважней языка. На спецкурс к В. П., например, я не явилась ни разу, и все-таки он поставил зачет — с условием, что к лету я сдам долги и закончу литобзор по методике. Он! великий и ужасный В. П.! думал о моем будущем, а эта фифа в вечнозеленом жакетике интересовалась только тем, сколько часов мое седалище соприкасалось со скамейкой в ее аудитории.
Елки-моталки, откуда такая принципиальность!.. Сам Алексей Алексеич Леонтьев! знаменитый психолингвист и потомок незабвенного Алексея Николаича! сказал, что у меня прекрасная теоретическая голова (так и сказал!). Акула эксперименталки Корнеева! Татьяна Викторовна! поставила «отлично» за семестровую работу, которую я накатала, просидев в читалке всего три часа. Жуткий, как Франкенштейн, физиолог Арбенин, лысый, синегубый, дотошный, — и тот похвалил… не помню за что… кажется, за знание анатомической латыни, на которую обычно кладут с прибором… а она!.. грымза альбионская… ну что ей от меня надо?!
(Да, она как-то допустила ошибку в слове «consciousness», а я поправила. Неразумно было, невежливо, но ведь вся группа переписала буква в букву! И неужели же из-за этого…)
К середине января я собрала все зачеты, кроме английского — и не вышла в сессию. За первые два экзамена получила по баранке. Куратор курса, гладко причесанная активистка из тех, которые всюду суют свой нос, поймала меня на перемене, зажала в углу и завела беседу о личной жизни. Ася, ты какая-то дикая девочка. Другие студентки делятся своими увлечениями, интересами, от тебя же ни слова не дождешься. Пришлось расспрашивать твоих однокурсниц. Оказалось, ты много пропускаешь, дерзишь преподавателям, живешь якобы с каким-то бандитом, нерасписанная, это правда?
(Интересно, а расписанной с бандитом — лучше?)
Правда, говорю. Он главарь солнцевских братков, жуткий тип. Весь в наколках, зубы золотые, сам неграмотный. Какая уж тут учеба.
Гладкая криво улыбнулась. Опять ты за свое. А я, между прочим, вчера была в деканате, просила