Высотка

Самостоятельная стала — жуть.

Стой. Покажи руки. Так и знал — опять по пальцам саданула. Не женское это дело, Ася, молоток обхождения требует. Хочешь, научу, как надо? А ты меня научи этому вашему диванному искусству, в жизни пригодится. Если освою — в напарники возьмешь? Где чего перевернуть или прибить… а уж пиво на бульваре…

Кстати, сообщаю тебе — весна пришла. Сегодня первое марта, если ты еще не заметила.

(Остановился, поставил машинку на снег, снежинки тают на лице. И у меня.)

И в кого ты меня превратила, самому противно! — говорит он с коротким смешком и смотрит на меня пристально, сверху вниз (а как же еще?). Саратовский медведь, что ходит по цепи кругом. А все потому, что у нас упрямства на целое ослиное стадо, или нам моральный кодекс не позволяет, или мы просто трусим. Ты трусиха, Аська, это если честно.

Я отворачиваюсь, молчу, что тут скажешь? потом утыкаюсь носом в его мокрый рукав, отяжелевшая куртка истошно пахнет кожей, нас поливает снегом-дождем, вода хлюпает в ботинках, сырость, жалость, сиротство какое-то, но «Зингеру» хоть бы хны, он не заржавеет, а вот мы с тобой…

Митя, миленький, я, наверное, тебя ужасно люблю, но что же делать?

Только не говори мне, что Баева ты любишь тоже — задушу голыми руками.

А я и не говорю. Я не знаю. Ничего не знаю, не понимаю, и работа самое что ни на есть благо — двинешь разок по пальцу молотком и сразу забываешь обо всем, наслаждаясь моментом полной и безграничной нирваны. Все страшно запуталось, и проясняется только когда я стою с тобой вот так и слушаю ветер; там, под твоей курткой, гул зимнего моря, шторм; ты что-то говоришь, но слова расплываются, как будто и слух мой тоже слезится; только море, голос и запах талого снега; все это вместе — ты, которого я, наверное, ужасно люблю. Или нет.

Один день из жизни Дмитрия Соколовского

(пьеса в трех действиях, без пролога и морали)

Действие первое

Комната Б-1331, стол завален инструментами, на полу огромная алюминиевая кастрюля. На табуретке стоит Кот в новых брюках швами наружу, Ася с булавками во рту наметывает вытачки. Кот гримасничает — он то встает в позу Наполеона, скрестив руки на груди, то в позу Ленина на броневике, одна рука за воображаемую жилетку, другая вперед. Беседа, как всегда, чрезвычайно содержательна.

КОТ: Товагищи! Доколе, я вас спгашиваю, ходить нам без штанов, когда пгоклятая гидга капитализма…

АСЯ (вынимая изо рта булавку): Кот, не вертись, уколю.

Входит Петренко.

ПЕТРЕНКО: Коту костюмчик справить решили? Ты что, женишься? Или в цирке работу нашел?

Кот икает.

АСЯ: Выбирай выражения, не видишь, человек на иголках.

КОТ: Вот именно. Моя жизнь в руках этой женщины, поаккуратней с гипотезами.

АСЯ: Твоя жизнь, Кот, давно в руках совсем другой женщины. Которое тут временное, слазь. Погуляй пока, скоро будет.

Кот снимает брюки и надевает джинсы. На нем семейные трусы с якорем на самом видном месте. Якорь выполнен, судя по всему, люминесцентной краской. Если такие трусы днем засветить как следует, ночью точно не ошибешься.

ПЕТРЕНКО (показывая на кастрюлю): А это для пролетариев, Владимир Ильич, общий котел, так сказать?

КОТ: Это баевский проект, разработанный для повышения благосостояния всех трудящихся нашего этажа.

ПЕТРЕНКО: Опять двадцать пять. И что на этот раз?

КОТ: Докладываю. По распоряжению Баева мы с Лёхой провели мониторинг окружающей среды, иначе говоря, ходили в народ.

ПЕТРЕНКО: Так.

КОТ: И выяснили, что народ нынче на распутье. С одной стороны, он жаждет попкорна — это дань буржуазной моде. С другой стороны, он ностальгирует по коммунистическому прошлому, и в нем, народе, остро ощущается недостаток сахарной ваты.

ПЕТРЕНКО: На чем же вы остановились?

КОТ: Чертежи и макеты экспериментальных установок мы сделали для обоих случаев. Вот, погляди. (Показывает маленькую кастрюльку, к ней прикручены моторчик, вентилятор и разная другая дребедень.)

ПЕТРЕНКО (хохочет): Гравицапу изобрели. Ради этого вас родина четыре года учила?

КОТ: Продолжаю, игнорируя злопыхательские выпады Антанты. Для попкорна, как мы выяснили, нужен специальный сорт кукурузы, который у нас не растет. Поэтому модель попкорновой установки как идеологически чуждое явление отправляется в музей «Поля чудес». А с ватой все пучком — сахар он и в Африке сахар.

ПЕТРЕНКО: И каков основной принцип вашего устройства?

КОТ: Слушай сюда. В этой железке делаются пропилы, через каждые полтора сантиметра. (Берет со стола металлический предмет, похожий на коробку от кинофильма, показывает.) Под ней помещается так называемый ТЭН, или теплонагревательный элемент, проще говоря, спираль от электроплитки (приподнимает со стола, кладет назад). На ней нагревается сахар. Под железкой расположен электромоторчик, соединенный приводом с сахарораспылителем. Последний, вращаясь, разбрызгивает расплавленное сырь е, которое оседает на внешней кастрюле в виде длинных, тонких и сладких нитей. Оператор при помощи стерильной ватной палочки собирает эти нити в одну большую мочалку. Экономический эффект достигает 1000 %. Просто, как все гениальное.

ПЕТРЕНКО: А это и есть та внешняя кастрюля, на которую должно оседать сырье?

КОТ: Точно так.

ПЕТРЕНКО: Побольше не нашли?

КОТ: Напрасно вы, батенька, иронизируете. Предварительные расчеты показали, что нить окажется тонкой только в том случае, если диаметр внешней кастрюли будет составлять 1 м и более. Мы за ней полдня в столовке охотились. Сторговали за вполне приемлемую сумму, потому что просто слямзить не удалось.

ПЕТРЕНКО: Не хотите ли продать вашу идею в Дубну? Там как раз ломают голову над подобными штуками. И на сахар тратиться не надо.

КОТ: А троцкистов-нигилистов мы будем исключать из числа пайщиков-концессионеров.

ПЕТРЕНКО: Я бы на вашем месте не горячился, товарищ Кот. У меня в лабе есть то, чем можно перепилить такую железку. Но сам пилить не возьмусь — не на один час работенка.

КОТ: Отлично, тащи. И без тебя справимся.

В дверь пытается пройти Митя. Он катит деревянный круг диаметром метра полтора.