институту, со студентами; для некоторых из них стал духовным наставником).
В 1992 году изможденный недугами, но никогда не унывающий авва вышел на новый пастырский уровень: начался титанический труд по воцерковлению Вооруженных Сил. В январе согбенный лаврский подвижник и православные публи- цисты из Москвы завершили важнейшую программную статью 'На острие меча'. Данная работа положила начало известному сборнику 'Православие. Армия. Держава'. Крохотная келья отца Филадельфа превратилась в своеобразный штаб, где побывали — с большой для себя духовной пользой — многие достойные воины, в том числе и будущий министр обороны, генерал-полковник Игорь Родионов.
'Если наша Армия соединится с Церковью — Россия будет непобедима!' — прозренчески утверждал дорогой батюшка.
Отец Филадельф много писал. Из-под его пера вышли статьи, публицистические работы, материалы к проповедям (ни одну из этих проповедей ему, впрочем, так и не удалось произнести с амвона — как свидетельствовал впоследствии сам батюшка, за отказ сотрудничать с КГБ, бдительно опекавшим в те годы Лавру, его даже чуть не выгнали из обители).
Сами названия этих работ свидетельствуют о незаурядной пастырско-богословской эрудиции старца и широте интересов его неутомимой боголюбивой души: 'О спасении овец дома Израилева', 'Христианская община в доникейский период', 'Божественный проповедник покаяния Предтеча и Креститель Господень', 'Слово в Великую субботу', 'Вера и знание', 'О сравнении духовности православия и индуизма', 'Священное Писание о создании мира (Шестоднев Боговидца Моисея) и современная космогония', 'Великое искушение вокруг святейшего Имени Божия' (статья против ереси имябожников), 'Благодатный Огонь — символ общения Бога с людьми', 'О молитве за почивших', 'О предконечных временах и некоторых путях преодоления искушений', 'Хранить Православие'...
И, конечно же, как не сказать здесь о фундаментальном труде старца, посвященном Пресвятой Владычице нашей Богородице — 'Заступница Усердная'. Это книга, которую он так и не увидел напечатанной при своей земной жизни, но которая по праву может быть названа ее достойным плодом, даром любви, принесенным к стопам Создателя и Пречистой Девы Марии. Работа над книгой была и сокровенным для окружающих молитвенно-покаянным деланием схимника, о чем можно судить хотя бы по первым её строкам:
'Идут годы... Надвигается старость, появляются признаки приближающегося конца земной жизни. Всё сильнее раздается голос Совести: 'Что ты сделал для Господа? Умножил ли ты таланты, данные Творцом?'. Адская боль рвёт сердце: 'Ты оскорбил благодетеля и Бога своего!'
Страшно ожидание осуждения... Страшнее сознание своего преступления пред своим Спасителем! И вдруг в немощи, когда слабеют силы, тупеют чувства, теряется память, уходит понемногу и разум, вдруг неземное милосердие Всех Царицы посылает мысли, подкрепляет дух. 'Сила Божия в немощи совершается', 'Духа не угашайте' — вот они, перлы апостола нашего, 'апостола языков'... И вновь, и вновь звучат, вселяя надежду, незабвенные слова утренней молитвы: 'Свят, Свят, Свят ecи Боже, Богородицею помилуй нас'!
Вызывает слезы воспоминание дивного ариозо воина из кантаты Чайковского 'Москва': 'Мне ли, Господи, недостойному... мне по силе ли трудный подвиг сей и достоин ли я такой любви'...
Дивны дела Господни!.. '
Во второй половине 80-х один из первых самиздатовских экземпляров 'Заступницы Усердной' попал к кавказским пустынножителям, подвизавшимся в горах по старческому благословению. Богомудрые отшельники оценили и полюбили эту дивную книгу.
— И меня приглашали подвизаться на Кавказе, — признался как-то раз отец Филадельф.
— И как вы к этому отнеслись?
— Поблагодарил и отказался из-за болезни: к этому времени на ноге уже открылись трофические язвы.
Однажды, беседуя с нами, архимандрит Варфоломей подчеркнул: 'Когда кто-нибудь из братии давал отцу Филадельфу то или иное послушание, просил что-либо сделать, — он относился к словам этого брата так, как если бы его устами говорил сам Бог!'
'Он был самым послушным послушником', — с умилением поведал нам игумен Феодорит, рассказывая о незабвенном отце Филадельфе.
Отец Моисей — носитель истинно-монархического, православно-самодержавного миропонимания — постоянно подчеркивал жизненно важную необходимость скорейшего церковного прославления и всенародного почитания Императора-Мученика Николая Второго и его Семьи.
'В этом ключ к возрождению России!' — вдохновенно учил батюшка.
Иногда авва говорил не от себя, прозревая будущее, предупреждая о грозящей опасности.
...Ностальгический декабрь 1991-го. Далекая южная страна в обрамлении заснеженных гор. Лазурно- безбрежное небо, раскинутое над восточной столицей. Редкие ладьи жемчужных облаков, застывших в бездонной вышине. Могучие деревья овеянного легендами города, вросшего в горный склон. Стройные темно-зеленые кипарисы, устремленные к голубеющим высям. Узкие улицы, тесные извилистые переулки, создающие особый колорит. Взволнованные родители и беззаботные малыши под сенью древних храмов и старинных особняков. Неуловимые запахи оживающей природы. Нежные касания совсем не зимнего, почти мартовского солнца. Неповторимая атмосфера пробуждающейся весны...
Который день полыхает гражданская война. В центре из отдельных домов поднимается тяжелый, давящий дым пожаров. Громадное здание правительства, изуродованное снарядами, кумулятивными гранатами, минами и ракетами, с пустыми глазницами разбитых окон, еле выдерживает затянувшуюся осаду. В соседних кварталах периодически вспыхивают жестокие бои. Сотни людей убиты и ранены...
А за рекой вроде бы царит спокойствие и тишина. Там работает почта и телеграф. Лишь изредка доносятся бухающие гулы орудийных выстрелов и невнятный рокот разрывов...
Исторический мост остается позади. Медленно, осторожно приближаюсь к величественному собору, чтобы помолиться и приложиться ко святым мощам. Выбираюсь на предсоборную площадку. И вдруг...
С немалым удивлением четко фиксирую веселые свисты каких-то радостных пташек. Очень странно. До этого не было слышно никаких птиц. Откуда они появились?..
'Фью-и-ить', — лихо проносится мимо меня задорный птичий посвист. Делаю еще несколько шагов. Останавливаюсь и прислушиваюсь. 'Фью-и-ить', — непривычный звук мягко рассекает воздух где-то сбоку... В полном недоумении внимательно осматриваюсь. Что же это за птицы? И нигде их не видно!..
'Фью-и-ть!' И в изумлении замираю, созерцая возвратность времени. Перед мысленным взором мгновенно встает давняя встреча с отцом Филадельфом в лаврской келье...
'Под пули-то зачем лезть?!' — неожиданно строго воскликнул тогда прозорливый авва.
Резкая фраза напрочь выпадала из мирного контекста нашей спокойной беседы. И вот теперь его грозный окрик из прошлого спасает мне жизнь. Только сейчас потерянно осознаю, что впереди могу 'поймать' пулю... Плавно ухожу с линии огня. Благополучно достигаю безопасного места. Возвращаюсь, благодаря Бога за неизреченную милость — спасение от нелепой смерти!..
Приходя в келью старца с грузом духовных проблем, обремененные тяжестью грехов и забот, обуреваемые страстями и тягостными помыслами, подавленные унынием по поводу совершающегося в стране беззакония, мы покидали его окрыленные, исполненные сил, веры, любви и надежды. И об этом хотелось говорить стихами.
Все ближе родной, неотмирный чертог.
Горят купола в лазурите.
Сквозь время —
на Стыке бытийных дорог —
Сверкает крестами обитель.
Затихли раскаты невидимых сеч.
Растаяла бесов орава.
Из кельи — о, радость
спасительных встреч!
Выходит сияющий авва.
А дальше — такое! Уму не объять.
