«Многих убил он за свое царствование и ущерб причинил великий». Вместе с тем Педро I стремился к прогрессивному по тому времени укреплению королевской власти и ограничению своеволия крупных феодалов. Утверждая свое право на власть, он безжалостно истреблял врагов, за что получил прозвище Педро Жестокий. Когда соперники были устранены и его положению на троне перестало что-либо угрожать, необходимость в жестокостях отпала, и короля стали называть Педро Справедливым.
Некоторые историки считают описание жестокостей дона Педро преувеличением, так как хроники, содержащие эти сведения, составлялись в царствование Энрике Трастамары и его наследников. Так, например, знаменитый испанский драматург Лопе де Вега рисует в своих пьесах кастильского короля близким к идеалу совершенного государя. Король Педро Жестокий в его трактовке выступает скорее как Педро Справедливый. Лопе де Вега считал, что память о нем сохранилась лучше в народных преданиях, и эти предания рисуют короля защитником народа и суровым преследователем злоупотреблений и насилия феодальной аристократии.
Образу идеального монарха, кстати сказать, не слишком часто появляющемуся в драматургии Лопе де Веги, неоднократно противопоставляется образ монарха-тирана, но он никак не соотносит его с Педро I Кастильским.
Стоит особо подчеркнуть, что образ Педро Жестокого имеет непосредственное отношение к большому количеству литературных произведений и легенд.
ЗАгадка Дона Фадрике (Фредрего) и Бланки Бурбонской
Существовала легенда о том, что одна из ужасных жестокостей короля Педро, а именно зверское убийство своего сводного брата дона Фадрике, имела под собой не только политическую подоплеку, но и нечто большее. Согласно этой легенде, дон Фадрике состоял в любовной связи с опальной и покинутой королевой Бланкой. О страданиях несчастной королевы даже сложили романсеро, который был очень популярен в то время:
Донья Бланка, там, в Сидонье,Изнывая в заточенье,Со слезами говорилаПреданной своей дуэнье:«Я родная дочь Бурбона,Я принцесса по рожденью,Герб мой – символ королевский —Лилии изображенье.Здесь о Франции с тоскоюВспоминаю что ни день я,Родины я не забуду,Даже став бесплотной тенью.Если мне даны в наследствоГорести и злоключенья,Значит, я – дитя печалиИ несчастья порожденье.Вышла я за дона Педро, —Так судило Провиденье.Злобен он, как тигр гирканский,Хоть красой ласкает зренье.Мне венец он дал – не сердце,Сотворил немало злого,Разве можем ждать добра мы,Раз король не держит слова,Богом данную супругуОн отверг без сожаленья,Ибо он избрал другую,Отдал сердце во владеньеЗлой Марии де Падилья.Мне он клялся, а на делеБросил ради фаворитки,Что своей достигла цели.Только раз он был со мною —Гранды этого хотели.Сотни дней, как мы расстались,Вместе не прожив недели.В черный день, во вторник утромНа меня венец надели,День спустя мои покоиСтали мрачны, опустели.Мужу в дар дала я пояс,Яхонты на нем блестели,Думала, что нас он свяжет,Но была пустой затея.Дал король мой дар Марии,Все отдаст ей, не жалея.Отнесла она мой поясК чернокнижнику-еврею;Стал теперь мой дар бесценныйМерзкому подобен змею.С той поры не знаю счастьяИ надеяться не смею».Легенда также утверждает, что дон Фадрике часто навещал прекрасную королеву (а судя по ее портретам, она действительно была очень красива). Считалось, что и сам
Фадрике был самым красивым из братьев-бастардов.
Как живого, я донынеВижу юного героя —Взор мечтательно- глубокий,Весь его цветущий облик.Вот таких, как дон Фадрике,От рожденья любят феи.Тайной сказочной дышалиВсе черты его лица.Очи, словно самоцветы,Синим светом ослепляли,Но и твердость самоцветаПроступала в зорком взгляде.Пряди локонов густыеТемным блеском отливали,Сине-черною волноюПышно падая на плечи.Королева, пребывавшая в тоске, постоянном страхе и одиночестве, тоже полюбила пылкого юношу, тем более что так она чувствовала себя хоть немного отомщенной.
Вот как об этом рассказывает средневековый романсеро:
Разошлась молва в народе, —Правда ль, нет, – но слух пустили,Что магистр высокородныйДон Фадрике де КастильяОпозорил дона Педро —Короля, родного брата,Соблазнил-де королеву;Говорят одни: «Брюхата».«Родила», – иные шепчут.Разошлись по всей СевильеКривотолки. Неизвестно,Правда ль, нет, но слух пустили.Далеко король дон Педро,И не слышал он покудаОб измене. А услышит —Кой-кому придется худо.Что же делать королеве?Сердце ужасом объято,Пал на дом позор великий,День и ночь страшит расплата.И послала королеваЗа придворным именитым,Был тот муж, Алонсо Перес,У магистра фаворитом.Он предстал пред королевой,И ему сказала дама:«Подойди, Алонсо Перес,Не лукавь, ответствуй прямо,Что ты знаешь о магистре?Где он? Слышишь?» —«О сеньора! Он уехал на охоту,С ним все ловчие и свора».«Но скажи… Ты, верно, слышал?Толк о нем в народе шумный…Я сердита на магистра.Он такой благоразумный,И к тому же благородный,Славный столь и родовитый…Родила на днях младенцаДевушка из нашей свиты.Мне была она подругойИ молочною сестрою,Очень я ее любилаИ ее проступок скрою.Беспокоюсь, что об этомВся страна узнает скоро».Что ж в ответ Алонсо Перес?«Вам рука моя – опора.Воспитать берусь младенца,Дайте мне его, сеньора».Принесли немедля свертокВ желто-алом покрывалеБез гербов, без украшенийИ Алонсо передали.В Андалузию повез онЭтот сверток драгоценный,В небольшой далекий город,Называемый Льереной,И дитя на воспитаньеДал одной своей знакомой.Женщина была прекрасна,И звалась она Паломой.Мать ее была еврейка,А отец ее меняла.Стал расти инфант, но вскореЭту тайну разузналаДонья хитрая Мария,Та, что вечно клеветала.Толком истины не зная,Королю она писала:«Я — Мария де Падилья,Знай, сеньор, твоя МарияВвек тебя не предавала,Предали тебя другие.То, что я пишу, – все правда,Верь, сеньор, я лгать не стану.Твой обидчик спит спокойно,Хоть нанес тебе он рану.Не придет он сам с повинной,Обличить пора Иуду. Все.На этом я кончаю,Докучать тебе не буду».Прочитал, король посланье,Вызвал грандов для совета,В самый мрачный день недели —В понедельник было это.Эту легенду приводит даже Генрих Гейне в своих «Романсеро» (Испанские Атриды) в форме беседы с «серым кардиналом» начала правления Педро – доном Хуаном Диего Альбукерке.
В лето тысяча и тристаВосемьдесят три, под праздникСан-Губерто, в СеговииПир давал король испанский.Все дворцовые обедыНа одно лицо, – все та жеСкука царственно зеваетЗа столом у всех монархов.…К счастью, был моим соседомДон Диего Альбукерке,Увлекательно и живоРечь из уст его лилась.Он рассказывал отлично,Знал немало тайн дворцовых,Темных дел времен дон Педро,Что Жестоким Педро прозван.Я спросил, за что дон ПедроОбезглавил дон Фредрего,Своего родного брата.И вздохнул мой собеседник:«Ах, сеньор, не верьте вракамЗавсегдатаев трактирных,Бредням праздных гитаристов,Песням уличных певцов.И не верьте бабьим сказкамО любви меж дон ФредрегоИ прекрасной королевойДоньей Бланкой де Бурбон.Действительно, судя по последним историческим исследованиям, основанным на найденных в испанском монастыре архивах – письмах, указах, распоряжениях и прочем, – между королевой и Фредрего де Кастилья не было никаких отношений, они практически не виделись. Охрана королевы пускала в тюрьму только тех лиц, у которых было письмо от короля, а юный брат короля просто физически не мог приблизиться к замку-темнице – он
