продолжателя дела Мольера «Единственный наследник». Трудно было бы найти более подходящий материал для бенефиса эксцентрического артиста, получающего здесь возможность за один вечер сыграть множество персонажей разного пола и возраста.
Спектакль, получивший название «Средства от наследства», скорее походит на традиционный русский водевиль, чем на французскую комедию нравов. Впрочем, Реньяр не такой уж и моралист в отличие от своего великого учителя. Сам кутила, азартный игрок, любимец дам, он без ханжества, с легким налетом цинизма относился к моральным заповедям. И этими свойствами оделял своих героев. Пока действие разворачивается, кажется, что переименование пьесы не очень оправдано, потому как все средства брошены именно на получение наследства. Но русские авторы несколько сместили акценты, предложив публике все же слегка воспарить. Сюжет традиционен: смышленый слуга беспутного маразматика влюблен в девушку бедную, но гордую, а сварливая мать избранницы предпочитает жениха старого, но богатого. Заполучить наследство — единственная надежда молодых. И он с невестой разыгрывает хозяина, изображая его алчную родню, тем самым устраняя соперников. Головокружительный парад масок. В азартном исполнении Добронравова шутки и гэги так заразительны, так пьяняще легки, как то шампанское, которое откупоривал поэт, перечитывая историю женитьбы Фигаро. Вот только никакими социальными мотивами здешний Криспен не обременен, а, напротив, обременен актерским талантом, который, естественно, бескорыстен. Спектакль завершается гимном театру. Он и есть — средство от наследства. Спектакль 9 января.
Челом бьют / Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге
Челом бьют
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Что в итоге
Вот уже больше полугода в Мариинском тлеет конфликт верхов и низов, начатый балетной труппой. В июне трое ходоков били челом Гергиеву, в ноябре писали министру культуры Мединскому, требуя вмешаться в отношения театра с артистами. Тема снова всплыла, когда балет и маэстро были на гастролях в разных странах. Вроде бы народ хочет прозрачности в выплатах президентского гранта, нормирования нагрузок и изведения любимцев дирекции. Ни дать ни взять ситуация Мариинского начала прошлого века с петицией в дирекцию императорских театров. Гергиев комментирует ситуацию без раздражения, которого можно было бы ожидать при его темпераменте. Да, приходили трое, да, озабочены, да, через подобную ситуацию проходит большинство трупп. В его планах дополнительный бюджет на следующий год, фонд жилья для артистов, изменения в структуре управления кадрами оперы, балета, оркестра. Объективно говоря, в балетном отсеке Мариинского сейчас дела хуже, чем во всем остальном хозяйстве. При шефе балета Юрии Фатееве ушли премьеры Леонид Сарафанов (в Михайловский) и Евгения Образцова (в МАМТ). О временах славы двенадцатилетнего правления Махарбека Вазиева, находившего общий язык и с труппой, и с Гергиевым, а сейчас прекрасно управляющего балетом «Ла Скала», приходится лишь вздыхать.
Между тем в такой цитадели оперного искусства, как «Ла Скала», в труппе тоже не ангелы. Чуть что — профсоюзное собрание и анонимное голосование, а тогда уж лишиться руководящего поста может каждый, кто посягнул на комфорт артистов. В свое время «Ла Скала» «съела» великого Герберта фон Караяна, маэстро Клаудио Аббадо, наконец, маэстро Риккардо Мути. И не подавилась. Мало того. Представьте себе, последний из героев располагал официальной поддержкой совета директоров, кормильцев театра, но заявил, что заниматься творчеством во враждебном окружении не может, и таки подал в отставку. Может ли что-нибудь подобное присниться российским артистам? Не смешите. У нас все другое. Не так давно маэстро Ян Латам-Кениг с улыбкой вспоминал о своих опытах в российском театре. После первой репетиции он в частном порядке нелестно отозвался о духовых и был просто подавлен, узнав, что уже наутро театр поспешил с оргвыводами в отношении музыкантов: «Во-первых, они еще не успели ничего понять. А во-вторых, я поразился, какую власть имеет художественный руководитель. У нас такое невозможно, все вежливо, опосредованно, процессами в театре занимаются специальные чиновники».
Пока же порядком замученный маэстро Гергиев остается исключением из правил, единственным в стране (да и, похоже, в мире) совмещающим должности художественного руководителя и директора государственного музыкального театра. Театр выпустил сложнейшего «Дон Карлоса» с командой звезд, в феврале вместе с Джеймсом Кэмероном готовит прямую 3D-трансляцию «Лебединого озера» и сыплет фестивалями, в мае открывает вторую сцену и по этому поводу озвучивает такие планы, что хочется срочно переезжать в Петербург. Интернет млеет от того, как лихо Валерий Абисалович доказывает пожарным необходимость присутствия в зале важных для акустики дерева и гипса: ему там дирижировать, и пластмассовой лепнины он не допустит.
На этом фоне активность артистов выглядит как компьютерная игра «Цивилизация»: «Милорд, народ требует хлеба. Милорд, стройка остановлена. Милорд, не хватает денег». Так уж сложилось в отечестве, что с демократией и прочими советами директоров у нас не очень, милорд в этом театре на все про все один. Найдется кандидат — сменит главу балета. А пока он должен выбить бюджет у правительства, грант у президента, квартиры у губернатора, а потом про все это забыть и забабахать такого Шостаковича, чтоб публике хотелось летать. Ручное управление, как показывает практика, только и может работать здесь и сейчас. Остается либо принимать его как данность, либо перезагружаться в другой игре.
На острие конька / Спорт / Exclusive
