долетел другой, приглушенный и вроде бы не агрессивный — похоже, им встретились вовсе не бойцы Дериева. И это хорошо, можно будет с ними договориться, чтобы пройти… уйти…
Кирилл обнаружил, что клюет носом, почти спит, и что за спиной кто-то громко сопит.
— А, это ты? — спросил он, оборачиваясь.
Но круглой физиономии бывшего десантника не увидел.
Рядом, удивленно разглядывая человека, стоял медведь. Розовый язык свисал из приоткрытой пасти. Зверь был вроде бы не очень большим, но зубы и когти на лапах выглядели достаточно внушительными.
— Э… — выскочило у Кирилла.
Ощущение было, будто его обдало кипятком.
Медведь негромко рыкнул и помотал башкой так, что у него затряслась шерсть на шее.
Кирилл встал, стараясь двигаться как можно плавней, чтобы не спровоцировать медведя. Сделал шаг назад. Но хищник потащился следом, не отводя от человека маленьких настороженных глазок…
Подниматься по склону спиной вперед не очень-то удобно, да еще ноги скользят по сырой траве…
Упадешь, и всё! Никуда не денешься, останется только закрыть глаза и ждать, когда тебя начнут рвать на куски. Развернуться возможности нет: потеряешь медведя из виду…
О том, чтобы позвать на помощь, Кирилл даже не подумал.
Когда под ногой оказалась не земля, а потрескавшийся асфальт, он все же споткнулся. Взмахнул руками, чтобы удержать равновесие — его развернуло, — и увидел краем глаза, что Серега стоит рядом с ржавой машиной и разговаривает с невысоким мужчиной в штормовке.
Медведь тоже заметил других людей и вновь зарычал. На этот раз — предостерегающе.
— Твою мать! В сторону с линии огня! — воскликнул бывший десантник, вскидывая автомат. — Брысь!
Но не успел Кирилл даже вздрогнуть, как хищник опустился на четвереньки и оказался рядом. Вновь поднялся, обнюхал лицо, недовольно сморщился, будто учуял какую-то гадость, и рванул вниз по склону.
Треск веток сообщил, что медведь вломился в заросли.
— О, мой бог… — обронил Кирилл.
— Ничего себе, — голос у мужчины в штормовке оказался скрипучим. — Даже не сказал ничего, а косолапый так и дунул прочь, словно ему задницу наскипидарили… Говоришь, что это и есть Сын зари, пришедший из рассвета, чтобы принести нам спасение, да?
«Нет! Неправда! — захотелось крикнуть Кириллу. — Ничего и никому я не собираюсь приносить! Хочу только добраться до дочери, убедиться, что с ней все в порядке, а на вас мне плевать…»
— Да, — сказал Серега убежденно. — Что ему какой-то медведь? Ты сам видел чудо!
— Да какое это чудо. — Кирилл повернулся к ним. Прокашлялся. — Он сам… убежал.
— Испытывает крепость нашей веры, — бывший десантник сообщил это совершенно серьезно.
— Ты, идио… — Кирилл осекся.
Гневные слова застряли в горле, поскольку боль в боку стала необычайно острой. В ране словно заполыхал костер, и огненные струйки потекли по коже.
В голове будто щелкнуло, и из глубин памяти хлынули воспоминания, которым неоткуда было там взяться — бегущие люди с оружием, огромное полуразрушенное здание, вид на «нижнюю» часть города с откоса, но какой-то странный, непривычный…
Потом накатила рокочущая темнота, яркие и бессвязные картинки утонули в ней.
А затем в мрачной бездне потерялся и сам Кирилл.
Глава 3
Небольшая бригада, куда по решению майора угодил Толян, пыталась реанимировать хоть что-то из автомобильной техники. Садовые тележки и носилки — это, конечно, хорошо, но машина или трактор куда лучше. И мощнее, и грузоподъемнее, и, когда едешь на такой штуке, сразу ясно: вот она, цивилизация на марше!
Особыми успехами бригада похвастаться не могла: простоявший неведомо сколько под открытым небом транспорт мало на что годился. Всё, что могло прийти в негодность, пришло. Приказали долго жить покрышки и рессоры, да и ржавчина сделала свое дело.
Ну и вдобавок бензин, если не испарился, то превратился в какую-то невнятную хрень.
Тем не менее, каждое утро их выгоняли на работу и заставляли вкалывать до седьмого пота, а вечером приводили обратно в «казарму», что помещалась в здании магазина «Заря».
На пятый или шестой день после того, как Толян попал в коммуну, команда «Заканчиваем!» прозвучала необычайно рано, когда солнце висело еще очень высоко.
— Э, опять главный выступать будет? — спросил он у бригадира Сергеева, хмурого неразговорчивого мужика лет сорока.
— Не, — ответил тот. — Просто выходной.
Бригаду привели в «казарму» и, помимо обычного пайка, выдали еще по бутылке водки на двоих.
— Вот это дело хорошее, мужики! — обрадовался Сема, молодой и белозубый балагур. — Сейчас по стопочке, да мы по маленькой, и душа порадуется! И песен запросит.
— Именно, что по маленькой, — пробасил Иваныч, почесывая рыжую бороду.
Расположились на улице, на полянке меж деревьев прямо напротив входа в «казарму» — чтобы и на вольном воздухе, и охрана лишний раз не нервничала. Разлили «прозрачненькую» по пластиковым стаканчикам, которые выглядели такими новыми, словно их отштамповали вчера.
Водка была мерзкой на вкус и драла горло, но Толян зажмурился от удовольствия.
— Вот это дело… — сказал он, и потянулся за закуской — ужасно надоевшей тушенкой.
Через пару минут обратил внимание, что никто не ест. Все пялятся на него.
— Вы чего, братцы? — спросил Толян, прекратив жевать.
— А вопрос к тебе один имеется. — Иваныч кашлянул, вновь поскреб свою мочалку, но на этот раз как-то даже ожесточенно. И опасливо глянул в ту сторону, где топтался ближайший охранник.
— Правду ли говорят, что ты в коммуну вместе с Сыном зари пришел? — необычайно тихо и серьезно для себя осведомился Сема.
— С кем? — не понял Толян.
— Ну, с тем, который предсказал, что молния едва не в голову Дериеву шарахнет, — Иваныч говорил почти шепотом, — а два дня назад сбежал, как раз в ту ночь, когда это и произошло. Я разговор камуфляжников слышал, так они болтали, что вас вместе привели. Расскажи о нем.
— Ну, хм… это да, конечно… — память у Толяна была в общем дырявая, и он смутно помнил того парня, но понимал, что, признавшись в этом, мигом перестанет находиться в центре внимания.
— Это вот тебе, чтобы язык лучше работал. — Сема взял свою бутылку, набулькал из нее в стакан Толяна.
— Э, ладно! — обрадовался тот. — Сейчас только глотку прополощу и все расскажу!
Ведь никто не сумеет проверить его слова, а значит, можно говорить все что угодно, ну не особенно завираясь, конечно… А прикоснуться к чужой славе всегда приятно.
Вторая пошла еще лучше первой, и Толян, крякнув, решил не закусывать.
— В общем, я сразу понял, мать моя, что этот парняга не из обычных, — начал он. — Собаки, помню, уже меня окружали и готовились сожрать, как я закричал. Так просто, без особой надежды. А тут в ответ вопят! И эти, с автоматами, и он с ними, но далеко все. Прикиньте!
Толяна слушали так, как не слушали никогда в жизни — ни жена, надоедливая и склочная, ни отпрыски, вороватые сорванцы, ни собутыльники, более всех звуков ценившие звон стаканов. И ему это нравилось. Он старался растянуть удовольствие, добавлять подробности, не очень реальные, но зато
