никого бы так и не нашел, если бы не счастливый случай. Вот это и называется – дуракам везет. Вопрос теперь в том, повезет ли умным?
Андрей велел Гусеву оставаться на месте и снова вышел к поездам. Жизнь здесь давно замерла. На третьей платформе ждал отправления товарный состав. Безжизненный свет фонарей заливал пустой перрон.
Вдруг там, где рельсы убегали во тьме в сторону Зеленодольска, на фоне красных и синих железнодорожных огней Жмыхов заметил медленно и неуверенно бредущую человеческую фигуру. Человек шел, странно скособочившись, спотыкаясь, как пьяный, то и дело останавливаясь и замирая на время. Что-то екнуло в душе у майора, он пробежался до конца перрона, спрыгнул на рельсы и быстро зашагал навстречу подозрительному человеку. Через минуту они встретились, и Жмыхов уже ясно увидел, что человек этот – Лоскутов.
– Твою мать, майор… – совсем не по-уставному заговорил Лоскутов. – Совсем плохо дело…
Он болезненно кривил лицо и придерживал левой рукой правую.
– Ты что это – ранен? – с раздражением спросил Андрей. – Какого черта? Где Томилин? Томилин где?!
– Не знаю, – сухо ответил Лоскутов. – Осточертело все! Мочи нет!
Он сел прямо на шпалы и уронил голову на грудь. Казалось, он спит.
Жмыхов окончательно потерял самообладание. Он схватил Лоскутова за грудки, поднял, точно безвольную тряпичную куклу, и как следует встряхнул. Виталий застонал.
– Что стонешь, гаденыш? – прошипел Жмыхов ему в лицо. – Перед твоим родственником кому придется объясняться? Тебе, что ли? Где Томилин? Ты упустил его?
– Не совсем так, – плачущим голосом ответил Лоскутов. Ноги его подкашивались. – Мы с поезда соскочили, как и планировалось. Я первый, потом он. Он стал меня искать, а в темноте-то не видно. Я дождался его и отоварил прутом…
– Каким, к черту, прутом?!
– Я в поезде запасся…
– У тебя, что – не было оружия?
– Было. Эта сука, которая меня в Веселом…
– Ясно. Чего дальше было?
– Отоварил я его по черепу. Он упал и отключился вроде. Я хотел документы его посмотреть. А он, сука, из травматики в меня… Второй раз я попал, сука!
– Жаль, что тебя вообще не убили! Дальше что было?
– Рука у меня отнялась! В руку он мне зарядил! Кость, наверное, треснула – боль такая, что терпеть невозможно. Пока я в себя приходил, он куда-то свалил…
– Куда?!
– А я знаю? У меня шок был. Ну, какое-то время… А он, пока я в отключке валялся, собрал свои манатки и ушел.
– Какие манатки, кретин? Ты в своем уме, какие манатки? Он за тобой с чемоданом прыгал, что ли?
– Нет, это я так сказал, по привычке. Пустой он ушел. Ну, с пушкой своей. Развелось этой травматики, мать ее!.. Почему у нас не пресекают этот беспредел? Я бы за это дело срок давал однозначно… Закон принять надо…
Жмыхов едва удержался от желания пнуть своего нерасторопного напарника.
– Заткнулся бы, законотворец! Ты лучше бы о себе беспокоился! С прутком поперся! Ты головой думал или чем?
– А что было делать? – огрызнулся Лоскутов. – Говорю, была у меня пушка, но эта гнида московская ее взяла. И вообще я не знал, что он со мной в одном купе едет. Все же спонтанно получилось! Вы же сами в курсе были! Сами распорядились, чтобы я действовал, а теперь что? А теперь Виталий за все отдувайся?
– Ладно, проехали, – устало сказал Жмыхов.
Его гнев остывал. В самом деле искать виноватых было бессмысленно.
– Поднимайся! – сказал он. – Нечего тут рассиживаться. Надо решать, что делать дальше. Как далеко отсюда то место, где вы спрыгнули?
– Километр-полтора, – вяло ответил Лоскутов. – Не сильно далеко, в общем. Хотите туда отправиться? Да бесполезно! Он давно свалил.
– Вопрос, куда он свалил, – задумчиво пробормотал Жмыхов, вглядываясь в темноту, подсвеченную редкими огнями, и вдруг задал совершенно неожиданный вопрос: – Как думаешь, он про наследство знает? Не было разговоров в вагоне?
– Никаких разговоров, – мотнул головой Лоскутов. – Они с этой девкой вообще почти не разговаривали. Типа едва знакомы. Но потом он за нее заступился от души. Двоим навалял.
– Значит, чувства серьезные, – размышляя вслух, заключил майор. – А мы девчонку как бы похитили – значит, что из этого следует? Что он вернется на станцию, чтобы выяснить, какова судьба боевой подруги. Правильно? Но вернется скрытно, потому что будет подозревать подвох, осторожничать станет. Тебя-то он уже не боится, но ведь ясно, что против него действуют, по крайней мере, двое. Значит, будет действовать осторожно. Выходит, нужно его здесь ждать.
– Мне к врачу нужно, – мрачно сообщил Лоскутов.
Жмыхов едва взглянул на него и продолжил свои размышления:
– А если предположить другой вариант? А если он забил на все и подался на шоссе? Поймает попутку – и через полчаса-час в городе. И где там его искать? Гостиниц у нас много…
– У него, по-моему, денег нет, – подал голос Виталий. – Я обратил внимание – все время девка платила. На что же он гостиницу снимет? Я думаю, в гостиницу он соваться не станет, будет искать старых знакомых, у кого перекантоваться можно.
– Какие у него знакомые? – махнул рукой Жмыхов. – Хотя тебе виднее. Я не местный. Только по опыту знаю, если столько времени прошло, да у тебя в кармане ни шиша, все знакомые куда-то пропадают. Не найдет он никого. Нет, если верить тому, что о нем рассказывают, он придет сюда. Томилин за тобой не раздумывая двинул, когда ты ему про девушку сказал, значит, и сюда вернется, ну, может, чуточку мозгами пораскинет. Значит, и нам это сделать нужно. Подумать то есть. Хватит уже импровизировать.
– Мне к врачу нужно, – напомнил Лоскутов.
Он сидел, скособочившись, на шпале и исподлобья смотрел на майора. В темноте не было видно выражения его лица, но голос звучал довольно недружелюбно. Жмыхов подумал, что, кроме всего прочего, Лоскутов был приставлен, чтобы присматривать и за ним, Жмыховым, и еще неизвестно, что он будет петь на ухо своему родственнику Орешину. Небось наплетет, что история с поездом – провальная идея Жмыхова, а про то, что сам не справился с делом, разумеется, упоминать не станет. Орешин не дурак, но к родне все равно отношение иное, нежели к чужому человеку.
– Где я тебе здесь врача возьму? Соберись! Второго промаха нам с тобой не простят. Мы сами себе его не простим.
– Я виноват, что ли, что у меня рука не действует? – с обидой спросил Лоскутов. – Я в таком виде пользы не принесу. Я и так с травмой головы две недели…
– Ну, не преувеличивай! И не такая, видно, травма, раз своими ногами ходишь.
– Вам легко говорить!
Со стороны станции донеслось стрекотание моторов. Жмыхов с беспокойством обернулся и тут же повелительно протянул ладонь Лоскутову.
– Все! Хорош дискуссии разводить! Вставай! Пошли!
Лоскутов ухватился за протянутую руку, с натугой поднялся. Уже не обращая на него внимания, Жмыхов торопливо зашагал к станции. Неожиданное оживление в тихом уголке обеспокоило его.
При ближайшем рассмотрении, однако, выяснилось, что к их делам это не имело ни малейшего отношения. Просто возле здания станции собрались какие-то отвязные подростки на трескучих мотоциклах. Их было человек пять-шесть, но шума они производили не меньше, чем взвод мотопехоты, идущий в атаку. Андрей терпеть не мог этих ночных рыцарей и в другое время непременно разогнал бы веселую компанию,
