– Где? Мы сейчас же туда едем! – наставив толстый палец на Решетникова, проговорил Бобров и начал подниматься со своего места.
– Сядь! – поморщился Решетников. – Ты стал какой-то нервный, Семеныч. Раньше-то, помню, мы, молодые, на тебя снизу вверх смотрели – орел ты был! А сейчас не то…
– Ты мне зубы не заговаривай! Говори, где они! Не то я сейчас все кафе разнесу к чертовой матери!
– Кафе-то тут при чем? – удивился Валентин. – И ничего я тебе не скажу, хоть тресни. А будешь буйствовать, вызову наряд. Вот будет здорово – Бобров в обезьяннике! Не, Семеныч, ни к чему тебе это знать. Ты все испортишь. У меня комбинация в голове сложилась, а ты с шашкой наголо…
Тяжело дыша, Бобров опустился на стул. Он сдерживал себя из последних сил.
– Не знаю, что у тебя за комбинация, – сказал он с отвращением, – а меня волнует одно – чтобы Дроздов был жив и здоров. И плевать я хотел…
– Вот это зря, – с сожалением заметил полицейский. – Надо видеть сверхзадачу. Если мы ограничим себя только спасением людей, то, возможно, и получим временный и ненадежный результат. Но нам-то нужно совсем другое! Нам нужно, чтобы эта история с наследством перешла на новый уровень. А для этого следует вскрыть все механизмы…
– Пока ты вскрываешь механизмы, они угробят хороших людей.
– Повторяю, этого они никак не могут сделать, потому что для них основным является также вопрос о наследстве. Угробить нотариуса и подделать завещание? Это чересчур даже для наших неандертальцев. Во всяком случае, пока бумаги не оформлены, они на убийство не пойдут. Надеюсь, у твоих друзей хватит ума потянуть время…
– Я не понимаю, для чего мы тянем время! Какого рожна тебе еще надо? Я тебе точно могу сказать, кто там всем заправляет – Жмыхов. Доволен?
– Не очень, – задумчиво покачал головой Решетников. – Про Жмыхова я знаю. Сам он на это никогда не пошел бы. Кто-то дал ему команду. Очень важно знать, кто этот человек. И вообще, все должно быть шито-крыто. Вот когда настанет время нанести разящий удар, тогда мы выйдем из тени… И хватит об этом! Лучше расскажи в подробностях о вчерашней встрече. Я хочу знать, как и что было.
– Да отвратительно было, – зло произнес Бобров. – Я чувствовал себя так, будто вляпался в дерьмо по уши. Будь у меня с собой оружие… Эх! В общем, этот шакал потребовал, чтобы мы представили ему обоих племянников – настоящего и фальшивого. Связь по старому номеру Дроздова. Тот телефон остался у одного из шестерок Жмыхова, у Лоскутова…
– Лоскутов, Лоскутов… – пробормотал Решетников. – Где-то я слышал эту фамилию… Ну, ладно, значит, племянники ему нужны?
– Да. Кстати, где тот, которого мы с Дроздовым поймали? Как я жалею, что купился на твое предложение! Где он?
– Он в надежном месте, – важно кивнул Решетников. – Все будет нормально, Семеныч, не гони волну. Сегодня мы при исполнении, – он подмигнул, – а вы с Дроздовым просто чудаки на лицензии. Не хочу обидеть, но это уже не то, сам понимаешь. Поэтому слушай, что я тебе говорю, и все будет в порядке.
Бобров смотрел на нахального капитана, раздувая ноздри. Он помнил этого Решетникова еще молодым и худощавым опером. Ничего плохого про него сказать было нельзя – в меру старательный, не трус, и даже нахальства тогда еще не набрался. Но вот с течением времени растолстел, перешел на борьбу с экономическими преступлениями и, судя по всему, стал очень себе на уме. Период, когда этот фрукт созревал, прошел мимо глаз Боброва, потому что к тому времени он уже расстался с родной полицией. И вот теперь этот жирный, хитрый, жадный до мороженого комбинатор указывает Боброву, что ему делать!
– И что же я должен слушать? – подозрительно спросил Григорий Семенович. – Что умного ты скажешь мне сегодня? Я вот вижу, что после первой твоей комбинации мы потеряли Дроздова, мы потеряли «наследника», а Самойлову так и не выручили. Видимо, дальше у тебя запланировано сдать меня…
– Да ведь тебя они могли спокойно взять вчера! – удивился Решетников. – Но они оставили тебе свободу, чтобы добраться до наследника. И это замечательно! Мы сыграем в эту игру. Я вижу по твоему лицу, что эта мысль вызывает у тебя отторжение. Хм, ну не представляю, что сделать, чтобы ты мне поверил… А, впрочем, знаешь ли ты, где сейчас находится настоящий Владимир Томилин?
– Откуда я могу это знать? – буркнул Бобров.
– У меня, – спокойно ответил Решетников. – Настоящий Владимир Томилин у меня. В надежном месте.
– Врешь!
– Иногда вру, – усмехнулся Решетников. – Но не сейчас. Настоящий, подлинный Томилин, которого наверняка опознают десятка два человек в городе – больше мы сейчас вряд ли наберем. И вот это настоящая бомба. И об этом твой Жмыхов пока не имеет ни малейшего представления. Он, может быть, что-то подозревает, но поверить до конца в свои подозрения не может. Уж слишком все было сыграно тютелька в тютельку. Ни одной ноты мимо. Я увез Томилина у него из-под носа. Он стоял в трех шагах от него и даже не встрепенулся. Вот такая классная работа, Семеныч, а ты сомневаешься…
Полицейский уже доел свое мороженое и начал посматривать по сторонам, кажется, собираясь заказать себе добавки. Такое легкомыслие окончательно взбесило Боброва. Он сжал пальцы в огромный кулак и поднес его к толстому носу Решетникова.
– Мне плевать, что ты при исполнении! Доведешь меня до греха – врежу так, что мало не покажется. И пускай потом отбирают у меня лицензию. Я не пропаду. А вот тебе придется на врачей работать весь остаток своей жалкой жизни! Так что если не хочешь получить по первое число, кончай трепаться, жрать и хвалиться. Говори, что задумал!
Решетников посмотрел на кулак перед своим носом, подумал, с видимым сожалением положил ложечку, измазанную в мороженом, и сказал:
– Нет, тебе, Семеныч, точно нужно лечиться. У меня есть знакомый невропатолог, он тебя мигом на ноги поставит. Не хочешь? А зря! Тогда слушай! Всего я тебе сказать не могу, потому что лед еще слишком тонкий, по одному пробираться нужно. Не дай бог, не туда наступишь – треснет все, и хана! И самое главное, никто не должен знать, что я в это дело проник глубже, чем кажется. То есть, вот мы сейчас сидим тут, а шансы наши тают, как вот это мороженое. Вместе нас не должны видеть, иначе все пропало. Мне еще нужно кое с кем общий язык найти, понимаешь? А я его пока не нашел. Но как только я этот пазл сложу, я тебе отзвонюсь и скажу – время. И тогда ты позвонишь на их номер и объявишь, что наследник спрятан в доме 2/8 по улице Короткой, в подвале. Самому тебе туда ездить не надо, дальше я сам разберусь.
– Короткая, Короткая… – озадаченно наморщил лоб Бобров.
– Это квартал в южной части города, предназначенный на слом. Там, где деревообрабатывающий комбинат, обанкроченный, ну, знаешь…
– Ах, вот это где! И сколько я должен сидеть, ждать, пока ты соизволишь начать шевелиться?
– Не надо специально ждать. Приди домой, отдохни, прими ванну, смени одежду, поешь хорошенько… Можешь даже принять чуть-чуть, но не перебарщивай. Думаю, к вечеру все прояснится.
Бобров сумрачно посмотрел на Решетникова. Ему хотелось понять, что за мысли роятся в голове капитана, какие комбинации выстраиваются. Было ясно, что в опасную игру он ввязался вовсе не из идеалистических соображений, и вряд ли его так уж волновала возможная несправедливость. Не мог он испытывать сильных чувств по отношению к бывшей супружеской паре Дроздовых, потому что ни ту, ни другого близко не знал. Значит, действовал из корыстных соображений. Но не это смущало Боброва, а то, как далеко он мог зайти в своих соображениях. Бобров опасался, что может попасть из огня в полымя. За последние годы он приучился относиться с подозрительностью к людям в погонах. Если бы пятнадцать или даже десять лет назад ему кто-нибудь сказал, что он станет таким, Григорий Семенович просто не стал бы с таким человеком здороваться. Времена изменились разительным образом, и вот они, служители закона, гоняются друг за другом, ставят ловушки, подсчитывают возможную выгоду… Тьфу!
– Ладно, договорились! – мрачно сказал он, вставая. – Сделаю, как ты говоришь. Только помяни мое слово, Решетников, если не выручишь Дроздова с женой, не сносить тебе головы – это я тебе обещаю. У меня супруга теперь в лучшем мире, земля ей пухом, дети давно разъехались, беречь мне себя не для кого…
– Да ладно тебе, Семеныч! – добродушно сказал полицейский. – О чем ты говоришь? Все будет путем,
