– Вы чего тут устроили? А ну, встать! Оглохли? Давыдов, пакуем обоих! В отделе воспитывать будем. У нас город образцовой культуры, а они вон чего вытворяют среди бела дня…
Уже совсем выбившись из сил, Дроздов дал растащить себя и разъярившегося тяжеловеса, а там и с удовлетворением проследил, как полицейские защелкнули на нем наручники. С Дроздовым проделали то же самое, но его это нисколько не расстроило.
– Я не тороплюсь. А в какой отдел поедем? – поинтересовался он у ментов.
– Там увидишь! – зловеще пообещали ему.
4
Жмыхов любил свой родной город. Пускай тот был не слишком велик и знаменит, но в нем прошла молодость Андрея, там у него случилась первая любовь, там он постигал азы оперативного мастерства, завел семью и схоронил родителей. Много друзей там осталось, из родственников кое-кто, не говоря уже о сослуживцах. Конечно, служба в Зеленодольске была более перспективна, да и привык к новому месту Жмыхов быстро, однако теплое чувство к родному Перекопску, воспоминания о лучших годах грели его сердце. На родину Андрей не выбирался уже года четыре, соскучился, конечно, но ехал теперь туда с тяжелым сердцем. Слишком необычны были обстоятельства и причины этого путешествия. Ввязался майор в дело не слишком красивое и опасное, обещавшее немалую прибыль, но вот только никаких гарантий на этот счет никто ему не давал. Слова Орешина не в счет. Этот человек привык на своей должности обещать. Слова слетают с его языка так же легко, как пушинки с одуванчика.
Жмыхов в глубине души уже пожалел, что согласился на эту аферу с наследством. А как было не согласиться? В тех обстоятельствах это означало записать Орешина в свои личные враги со всеми вытекающими. Остаться у разбитого корыта вообще безо всякой вины? Это уж совсем глупо. Жаль только жене пришлось врать. Андрей не любил врать. А она, узнав, что на работе ему вдруг дали отпуск, обрадовалась и сгоряча предложила:
– Если уж ты выбрался в кои веки в отпуск, то почему бы нам не съездить на море? Я уж забыла, какого оно цвета, море…
– Синего, – буркнул он тогда в ответ. – Только море отменяется, Мариша. Прокопенко мне дал неделю с тем условием, что я попутно одно дельце проверну. В Перекопске. Как говорится, приятное с полезным. Нужно с тамошними коллегами договориться о совместной операции. Артист один объявился на горизонте, вроде видели его несколько раз в Перекопске. А мы его два года пасли, понимаешь…
Мариша сделала вид, что понимает, и Андрей был ей за это благодарен. Если бы она вдруг начала копаться, да ловить его на нестыковках… Ему и без того хватало проблем. Если уж взялся за гуж, то тащи, не шарахайся. Будешь шарахаться – в самый раз окажешься в канаве. Да, все нужно было делать как можно быстрее и так, чтобы комар носа не подточил. Даже плохое дело нужно делать хорошо – так учил когда-то молодого Жмыхова его начальник – веселый майор Левитин. Где-то он сейчас? Вряд ли живой. Много лет прошло. А вот совет его врезался в память.
На последней встрече с Орешиным выработали план-минимум: Андрей представляет кандидата на роль Томилина, Орешин по своим каналам готовит на него документы, удостоверяющие личность, затем они предъявляют «новоиспеченного» Томилина нотариусу и уже вплотную занимаются наследством. Во вторую очередь организуют поиски настоящего Томилина, чтобы, как выразился Орешин, «исключить любую возможность сбоя программы».
И вот эта последняя часть плана была главной головной болью Жмыхова, потому что ответственность за нее Орешин не мудрствуя лукаво возложил именно на него. «Ты с разным контингентом работаешь, – пояснил он. – Опыт у тебя, психологию ты знаешь. Наверняка есть такие личности, которыми ты на манер кукол управлять можешь. За ниточки, за ниточки их!.. Ну и, конечно, смотри по обстоятельствам. Никаких проколов, никаких следов! Любой ценой. Будет форс-мажор – поможем. Главное, не упустить темп. Нам важно, чтобы на свете остался один Томилин. Наш. В этом плане мы задействовали все каналы. Например, могу тебя обрадовать – все материалы по тому старому делу из архива исчезли. Куда исчезли, каким таким образом – никому не известно. Несчастный, можно сказать, случай. Да и кто будет интересоваться этим хламом? Если все сделаем чисто, никто никаких претензий не предъявит. А там по мере возможности осторожненько перераспределим все наследство. В соответствии со вкладом каждого».
Жмыхов, конечно, приветствовал пропажу архивных материалов, наверняка не случайную. В конце концов, это было всегда: и улики пропадали, и свидетели чудесным образом растворялись в пространстве, и даже целые дела летели в топку. Ничего необычного в этом не было. А уж старое дело, осужденные по которому люди давно вышли из любой земной игры, действительно вряд ли кого заинтересует. Все так, но имелось одно маленькое «но»… А, пожалуй, и не такое уж маленькое, потому что на решение этого вопроса Орешин бросил одного своего родственничка, тоже служившего в полиции, Виталия Лоскутова, сержанта из вневедомственной охраны, которому Прокопенко лично, как и Жмыхову, выписал отпуск.
К Лоскутову Андрей испытывал ярко выраженную неприязнь. Да и не он один. Был Лоскутов заносчив не по чину, груб и нахален. Особыми талантами не обладал, но бывал настырен и, как рассказывали, весьма отважен и жесток в рукопашной. Авторитет для него был один – Орешин, и только его Лоскутов слушался по-настоящему. Прочим он как бы оказывал снисхождение. Орешин же откровенно опекал своего родственника и редко когда давал в обиду. Наверняка Лоскутов оказывал Орешину какие-то услуги в щекотливых обстоятельствах. Вот и теперь он должен был выполнить не самое простое поручение. Юрист покойного Томилина Маевский, который теперь тоже вился вокруг Орешина (Жмыхов подозревал, что план распила наследства первоначально зародился именно в его голове), сообщил, что в контору нотариуса Самойловой заходил ее бывший муж Дроздов.
– Они долго беседовали, – объяснил Маевский. – А потом он у себя в конторе взял отпуск. Чует мое сердце, что подрядился Дроздов доставить в город Томилина. Наняла его бывшая благоверная, черт бы ее побрал! Опередить его надо, а то все наши старания коту под хвост.
Орешин отнесся к этому предположению серьезно и сразу отправил по следам Дроздова своего родственника. Полномочия он ему дал, похоже, самые широкие. Что это означает – майор не хотел даже думать. У него хватало своих дел.
Родной город встретил его жарой, порывистым ветром и грозовыми раскатами. Дождя не было, но он мог грянуть в любую минуту. Назревающая буря показалась Андрею плохим предзнаменованием, но отступать ему было некуда. С вокзала он сразу поехал в тот район, где жил человек, на которого Жмыхов возлагал большие надежды.
В старом районе мало что изменилось. Неблагоустроенный двор был пуст. Жаркий ветер гонял по асфальту пыль и мелкий мусор. Андрей нашел нужную пятиэтажку. Возле подъезда стояла покосившаяся скамейка, на которой, свесив хмельную голову на грудь, спал какой-то гражданин.
Домофона в подъезде не было. Жмыхов беспрепятственно поднялся по грязной вонючей лестнице на верхний пятый этаж и позвонил в квартиру номер пятнадцать. Через минуту щелкнул дверной замок, и на пороге возник хозяин квартиры – хмурый поджарый мужчина в замасленном фартуке, повязанном поверх одежды. Коротко стриженные волосы его были тронуты сединой, закатанные рукава рубашки обнажали мускулистые руки. В квартире пахло подгоревшим маслом.
– Здравствуй, Гриша! – негромко сказал Андрей.
Хозяин всмотрелся в его лицо, сначала с недоверием, а потом со все нарастающей растерянностью.
– Жмыхов, что ли? – наконец спросил он настороженно. – Какими судьбами?
– Я к тебе, – просто сказал Андрей. – Разговор есть.
– Разговор? Ко мне? Не понял. Сколько мы лет не виделись? Десять-то уж точно будет.
– Так что, поговорим? – перебил его Жмыхов. – Разговор серьезный. На миллион. Пойдем, посидим где-нибудь. Я угощаю.
– Исключено. Закодировался, – отрезал хозяин. – Да и некогда мне, если честно. Сейчас вот с готовкой закончу, и на смену. Я на двух работах, да еще калымлю кое-где, когда повезет. Так что извини. Многое изменилось, Андрей. Может, я в чем и провинился перед богом и людьми, но зато уж и наказан,
