матери – красивой, но одинокой и несчастной женщины. Девушка тщательно скрывала, что знает о ее любовнике. О том, что он женат, что не собирается бросать семью и мать для него просто сексуальная утеха. А она по ночам плачет и все надеется, что этот человек, наконец, решится, бросит все и придет к ней навсегда.
А потом несколько дней Ксения ходила сама не своя, была молчалива и рассеянна. Она приходила на работу очень рано и уходила очень поздно. Делала она это для того, чтобы случайно не столкнуться с Антоном в коридорах Управления, не видеть его глаз. Но сама от себя скрывала, что дома она сидеть просто не могла, что на работу ее в эти дни, наоборот, тянуло со страшной силой, потому что в этом здании был он, он входил когда-то в дверь ее кабинета, стоял у окна в коридоре ее этажа, все тут напоминало о нем. И теперь нелогичное женское подсознание ждало, что он придет к ней снова.
Часы показывали почти девять вечера. Ксения прислушалась, но в здании было тихо, все давно разошлись по домам. Какая-то жизнь кипела, наверное, в дежурной части да в кабинетах оперативников. Но это в другом крыле здания, а здесь, где располагались кабинеты руководства, стояла мертвенная тишина.
Ксения стиснула зубы, чтобы не расплакаться, и кинулась торопливо собирать со стола бумаги. Закрывая сейф, она громко стукнула металлической дверкой и вдруг замерла на месте. Ей показалось, что в коридоре она слышала шаги. Вот опять! Да, точно, кто-то поднялся по лестнице на их этаж и остановился. В нерешительности? Может, это Антон, может, он не решается зайти и мнется в коридоре? Ксения даже не понимала, насколько мысли ее нелепы. В другое время и в другом душевном состоянии она бы просто не смогла себе представить Антона Копаева смущенным, нерешительным, топчущимся в коридоре с виновато опущенной головой.
С замиранием сердца девушка ждала, что вот-вот откроется дверь и появится он. Хотела и боялась этого. Злилась, что не входит, и одновременно злилась, что войдет, что он может прийти после того, что с ней сделал. Она стояла у сейфа, вцепившись в холодную железную ручку, и всей спиной ждала, когда откроется дверь.
Дверь скрипнула, мужские уверенные шаги… дверь неторопливо и плотно прикрылась. Сердце Ксении билось гулко и редко. Ей казалось, что стук его раздается в ночной тишине по всему этажу.
– Полуночничаешь? – произнес совершенно другой голос, совсем не тот, какого она ждала.
Ксения вздохнула и повернулась. Засунув руки в карманы форменных брюк, посреди кабинета стоял подполковник Акимов и улыбался.
– Ты чего засиделась? Начальство зверствует, заставляет работать по ночам? Так давно бы сказала, нашли бы мы управу на Мухина. И какие это, интересно, у вас такие срочные дела могут быть? Это в вашем-то тихом омуте?
– Проверка скоро, – тихо ответила Ксения. – Вот решила без авралов спокойно дела в порядок привести. А вы чего?
– Так я сегодня ответственный, – развел Акимов руками и прошелся по кабинету. На Ксению пахнуло свежим алкоголем. – Есть у нас такое развлечение, у начальства, надзирать по ночам за подчиненными, чем это вы тут без нас можете заниматься. Ты вот бумагами всякими, а должна чем? Правильно, с мальчиками под луной гулять, развлекаться, пока молода.
– Да вы, дядь Сережа, тоже вроде не старый, – хмуро посмотрела на подполковника Ксения и заметила: – Где-то уже погуляли?
– Это… – пренебрежительно махнул рукой Акимов, – это мы у Кулевца. Так, по пять капель. А ты чего такая… не в настроении?
– Почему? В настроении.
– Да я вижу! Ходишь хмурая, неулыбчивая. А давай поднимем настроение, а? У меня в кабинете коньячок есть, лимончик найдется, коробку конфет откроем.
– Зачем?
– А затем! Хочу улыбку на твоем лице увидеть, бука. Ты, когда улыбаешься, делаешься очень красивой. Как солнышко всходит. Ну, чего случилось-то?
Рука подполковника, как бы невзначай, легла Ксении на плечо и чуть притянула к себе. Девушка решительно сняла его руку и подошла к своему столу, продолжая складывать бумаги. Акимов блеснул не совсем трезвыми глазами и шагнул следом.
– Недолюбливаешь меня? – спросил он сдавленным голосом и сглотнул слюну. – И почему же это? А может, все наоборот, может, ревнуешь меня? Может, я тебе симпатичен? Как мужчина? Неужели тело девичье еще не требует мужских ласк?
С этими словами Акимов взял Ксению сзади за плечи и притянул к себе. Он склонил голову и попытался поцеловать ее в шею, а руки, сжимавшие плечи, скользнули вперед, к груди. Девушка попыталась оттолкнуть его и стала уворачиваться от поцелуев, но подполковник был силен и не давал ей вырваться. Он упорно прижимал ее к себе, а его руки настойчиво лезли под форменную куртку.
– Ну что ты, что ты? – тяжело дыша, шептал он. – Ну перестань… ну ладно тебе, глупенькая… тебе же хорошо будет, дурочка… я умею…
– Пусти! – Ксения, наконец, вырвалась и отскочила по другую сторону стола. Акимов рванулся было следом, но она, продолжала отступать, предупредила: – Я сейчас кричать буду!
– Ты чего, спятила, что ли? – начал остывать опомнившийся подполковник. – Я же пошутить хотел. Ладно тебе!
– Пошутить? – неприязненно смотрела на него Ксения. – С мамой надоело шутить, теперь на меня решили переключиться?
– Я правда пошутил! Чего ты, в самом деле?
– А того! Я все ей расскажу, расскажу, как вы ко мне давно уже подкатываетесь. И про сегодня расскажу. Мало того, что вы ей столько лет уже голову морочите, теперь и мне хотите. На молоденьких потянуло?
– Ну остынь, остынь! Ну прости, дурацкая шутка… выпил мужик, вот и… Ты… не надо матери говорить, хорошо? Забудь. Я ведь люблю ее, правда, люблю. И с чего ты взяла, что я ей голову морочу? У нас прекрасные отношения, все счастливы. Зачем все портить, она же тебе родная, ты же хочешь, чтобы она была счастлива.
– Хочу! – выпалила Ксения. – И мне, дуре, давно надо было ей рассказать, какой вы бабник. Думаете, что я все еще ребенок, ничего не понимаю? А вы знаете, что она по ночам ревет? После свидания с вами приходит домой и ревет. А знаете почему? Не знаете! И даже не догадываетесь! А все потому, что вы эгоист, сластолюбец. Потому что вы домой возвращаетесь, в семью, а она в холодную постель. Если вы говорите, что любите ее, то почему до сих пор не вместе? Бросайте свою семью, приходите и живите! Кто вам мешает? Только не врите, не придумывайте, что мужчины обычно в таких ситуациях придумывают: ребенка бросить не могут, жена больная и ухода требует, у пассии взрослый ребенок, и вы боитесь, что этот ребенок не одобрит замужества матери. Чушь! Вот он перед вами, этот ребенок. И он вас спрашивает: долго вы еще намерены мучить мою мать?
– Ксюша, ты в самом деле еще ребенок и не понимаешь, как в жизни все серьезно, – стал оправдываться Акимов. – Это со стороны кажется, что такие решения принимаются легко и быстро. И что все зависит только от мужчины. Мы на самом деле беспокоимся, что тебе будет плохо, что ты не поймешь. У нас действительно была такая мысль, подождать, пока ты вырастешь…
– Выросла уже! – огрызнулась Ксения.
– …выйдешь замуж, – пропустил мимо ушей ее реплику Акимов. – Когда ты сама будешь жить своей семьей, когда у тебя будет свой дом. Тогда уж и мы, старики…
– Какие старики! Вы вон ко мне сейчас как молоденький клеились. Еле вырвалась!
– Ну Ксюша, ну перестань! Я ведь уже извинился. Правда, не надо матери рассказывать о моей глупой шутке. Обещаешь?
– Обещаю! Только если вы еще раз, хоть на миллиметр, хоть в мыслях…
– Все, все, все! – Акимов расплылся в широкой улыбке и с готовностью попятился к двери. – Ни во сне, ни наяву. Исчезаю, Ксюша, исчезаю. Извини, я правда ничего дурного. Дурацкая пьяная шутка!
Дверь захлопнулась, и в коридоре затихли удаляющиеся шаги. Ксения некоторое время еще стояла и смотрела на дверь. Потом зарыдала и плюхнулась на стул, уткнувшись лицом в руки.
