надо делать: пусть зерна своим видом напоминают тухлый крысиный помет и воняют так, будто только что подняты с грязного пола, — но кофе, подаваемый мне в чашке через несколько минут, имеет вкус самого лучшего йеменского кофе, каковым он и в самом деле является. Все это время торговец не переставая беседует со мной, расспрашивает о моем путешествии, о семье, откуда я прибыл и тому подобное, обихаживая меня, словно старого приятеля после долгой разлуки. Но, заслышав обвинение в том, что зерна и кофе имеют различное происхождение, напускает на себя крайне обиженный вид, меня же и обвиняя в том, что я его глубоко оскорбил. Один купец разыграл спектакль, будто сам «обнаружил», что слуга подменил мешки, и за это щедро огрел последнего по голове дубинкой! Непостижимая загадка, зачем они так упорно разыгрывают подобное представление, ведь есть же у них вполне достаточное количество отличнейшего кофе «мокка». Эта попытка обдурить Белого Человека сделалась у местных чуть ли не ритуалом.
Определитель уже подтвердил свою полезность. Здесь вас окружает такой сонм незнакомых ароматов, вкусов и прочих ощущений, что ничего не стоит позабыть, скажем, простейший вкус свежего яблока. Вчера я обнаружил на базаре крупную партию «мокка», который и испробовал у себя в гостинице. Отдает черникой, кедром и дымом торфяников. Я заказал три английских центнера. Еще я занят поисками того самого удивительного кофе, который мы с вами испробовали в Лаймхаусе, хотя пока нюхом не улавливаю направление поиска.
С сердечным приветом,
Ваш будущий зять,
Милая моя, любимая Эмили!
Ваше письмо застало меня как раз накануне нашего отбытия из Александрии. Уверяю Вас, Ваши призывы излишни: с Гектором я исключительно обходителен. Не далее как вчера вечером за ужином я развлекал его, декламируя детские стишки с шотландским выговором. А за день до отплытия из Александрии я составил ему компанию в охотничьей вылазке в местную глушь — мы стреляли бакланов и куликов-сорок, подкрепляясь финиками, купленными у бедуинов. Едва мы отправились назад на своих верблюдах, мимо нас на осле протрусил араб, ноги которого едва не тащились по земле. Он приветствовал нас на своем языке. С прискорбием замечу, что Гектор был так уязвлен тем, что его обогнали, что попытался пустить своего верблюда вскачь, свалился, и нашим носильщикам пришлось его поднимать и водружать обратно. Прошу Вас отметить, насколько примерно я себя повел — ни разу не рассмеялся, при всем том, что наши спутники, которым я за ужином в отеле поведал эту историю, сочли ее весьма забавной.
Ах, да, винюсь перед Вами за свое письмо Лягушонку. Обещаю впредь не поминать обнаженную женскую грудь. Соглашусь, что это вышло не слишком деликатно, но если б вы видели, с какой непосредственностью обнажается местный люд, то поняли бы, что я просто не придал своим словам особого значения.
Ну, а теперь мы вновь на борту судна, которое движется по Суэцкому каналу. Один из наших новых спутников — журналист по имени Кингстон. Он отлично изобразил нас в своих заметках, как «носителей просвещения и цивилизации, пламенем свечей своих стремящихся осветить африканскую тьму». Далее он пишет: «пусть иные свечи мерцают слабо, а иные затухнут, но другие подхватят этот свет и станут величайшими путеводными звездами, освещая тьму, в которой погрязло ныне здешнее варварское население». Полагаю, он отправил эти строки в «Телеграф».
Кстати о тьме. Я наблюдаю здесь изумительные рассветы. Каждое утро небо расцвечивается красками цветущей английской живой изгороди: нежно-розовым цветом примул и желтым нарциссов. С первым лучом солнца все цвета мгновенно выгорают; все вокруг становится белым, и вскоре единственными красками остается яркий изумруд воды и серебристая синева неба. Свет так ослепителен, что режет глаза. Гектор стал носить козырек для защиты глаз, что делает его похожим на нахохлившегося попугая.
Ах, как было бы прекрасно, если б Вы оказались здесь. Хотя я счастлив уже и одной мыслью о Вас. Любовь к Вам будет мне опорой все долгие предстоящие годы.
Вечно любящий Вас,
Дорогой мистер Линкер!
Я познакомился, как вы и советовали, с местными аденскими оптовыми торговцами кофе. У «Братьев Биненфельд» оказался отличнейший товар: один наиболее впечатливший меня сорт я оценил по типу: аром. — 1, букет — 4, № 4: некрепкий «мокка», мелкозернистый, цвета красного дерева после обжарки, с нотками черники и лайма при минимальной кислотности. В целом я оценил его на пять баллов. Закупил весь имевшийся у них запас и заказал самую срочную доставку.
Непременно встречусь с Ибрагимом Беем. Среди местных купцов он имеет репутацию человека весьма уважаемого, хотя до меня дошли слухи, что дела у него по неустановленной причине несколько пошатнулись. В настоящий момент он отъехал по торговым делам куда-то в глубь материка. Мы сможем пересечься с ним, когда через залив отправимся на африканское побережье в Зейлу.
С наилучшими пожеланиями,
Дорогой Хант!
Ты поймешь по адресу, что я прибыл в отель «Делюнивер», что, вероятно, вызывает в воображении прелестный дворец посреди волнистых лужаек. В таком случае, извлеки свой атлас. Аден — это крохотный прыщик на правой ягодице Аравии, а местный Гранд-отель не что иное, как кишащая тараканами дыра. Честно говоря, это совершенно проклятое место — кругом одни вулканические скалы в пространстве, расположенном на уровне моря, но совершенно недоступном морским ветрам, однако полностью открытом палящему солнечному зною. Сейчас даже не самое жаркое время года, а столбик термометра продолжает ежедневно подниматься до 130 градусов. Ни травинки вокруг, ни единой пальмы среди всей этой чертовой местности.
Посмотрим правде в глаза: англичане здесь лишь потому, что это промежуточный пункт между Африкой, Индией, Австралией и домом — что-то вроде военно-торгового перевалочного пункта акционерного общества «Британская Империя». По-существу, здесь никто не живет, хотя некоторые будут уверять вас, будто «обосновались» здесь уже не один год тому назад. В большинстве своем здесь люд
