– Придется тебе походить с лейкопластырем на затылке, – сказала она, – иначе можешь инфекцию занести.
– Я его все равно сдеру, – мрачно пообещал Дима, – лучше не приклеивайте.
– Ну, как хочешь. Подержи еще немного ватку, чтобы кровь свернулась.
– Картина мне в целом ясна, – обратилась она ко всей компании. – Я сейчас задам самый главный вопрос, который должен снять все остальные. Лена, кого из этих молодых людей ты любишь?
– Диму, – быстро ответила та.
– Ты понял? – повернулась Ольга к Гене, мельком скользнув взглядом по просиявшей Диминой физиономии.
– Она ошибается, – не моргнув глазом, уверенно ответил Гена. – Ошибался же этот подонок, когда говорил, что любит Марину. А еще раньше – Ирку Соколову. А еще раньше – какую-то Дашу и прочих. Почему же Лена не может ошибаться?
– Это не твое дело! – возмутилась Лена. – Тебя это совершенно не касается!
– Помолчи, Лена, – остановила ее Ольга. И тут она заметила, что дочь придерживает одной рукой блузку, на которой не осталось ни одной пуговицы.
– Кто это сделал? – холодея, спросила Ольга.
– Мамочка, все в порядке, – быстро отозвалась Лена, увидев ее бледнеющее лицо. – Ничего не случилось.
– Кто это сделал? – повторила Ольга. – Кто посмел?
– Это я, – признался Гена, – извините, погорячился. Пусть снимет, я пришью.
– Я тебя, гад, самого пришью! – Дима рванулся к нему, но зацепившись за ловко подставленную Геной ногу, растянулся на полу во весь рост.
– Так! – Ольгу душил гнев на них обоих. – Слушайте внимательно – я два раза повторять не стану. Вы сейчас дадите мне честное слово, что больше никогда, – вы слышите? – никогда не допустите из-за моей дочери рукоприкладства. И если еще хоть раз между вами из-за нее возникнет драка, я не стану выяснять, кто виноват. Но тогда ни один из вас больше не переступит порога этой квартиры и с моей дочерью не будет иметь ничего общего. Я ей запрещу – а она меня всегда слушалась.
Итак! Дима, ты обещаешь ни при каких обстоятельствах не драться с Геной?
– Обещаю, – тяжело вздохнув, выдавил Дима. А что ему оставалось? Он как-то сразу поверил в Ольгину угрозу. Лишиться из-за этого гада Лены – еще чего!
– Даешь честное слово?
– Даю.
– Гена, ты? – Ольга посмотрела на того, кто всю жизнь был преданным другом и защитником ее дочери и свято хранил ей верность.
– Даю честное слово, – глядя в потолок, поклялся Гена, – что драться с этим подонком я больше не буду. Я добью его другим способом – открою вашей дочери глаза, и она сама откажется от него. Клянусь!
– Что ж, это твое право. А сейчас, молодые люди, отправляйтесь по домам и постарайтесь остыть. И чтобы до завтрашнего дня ни я, ни Лена вас не видели. Мы тоже хотим прийти в себя. Уходите порознь – сначала Дима, потом Гена. И помните свое обещание! И мое!
Когда они ушли, Ольга, позвонив на кафедру, попросила у Миши разрешения пропустить заседание. Тот, конечно, разрешил – знал, что без особой причины она бы отпрашиваться не стала.
– Давай поедим, – предложила она дочке, когда они убрали осколки и вымыли руки, – а потом пойдем к тебе в комнату и ты мне все расскажешь. А то у меня кишки марш играют. Шесть часов у доски кого хочешь доконают.
– Ну, расскажешь матери, что произошло? – спросила Ольга, когда они расположились на ковре в своей любимой позе – носом к носу. – Или будешь переживать молча? Страсти, я вижу, тут разгорелись нешуточные. Может, все же поделишься?
И Лена поделилась – со всеми подробностями.
Ольга молча выслушала ее, потом перевернулась на спину и долго глядела на люстру, подаренную Отаром много лет назад.
– И что ты намерена делать? – наконец поинтересовалась она. – Как у вас с Димой будет дальше? Ты же понимаешь, что эта история будет иметь продолжение?
– Понимаю, – вздохнула Лена. – Самое ужасное, что я вообще не представляю, как нужно вести себя в такой ситуации. Мама, ты должна мне все рассказать.
– Что рассказать?
– Все. Как у вас с папой было в первый раз. Мне это очень нужно.
О боже! – смятенно подумала Ольга. – Дожилась. Родная дочь требует рассказать, с чего началась ее жизнь.
– Леночка! – попробовала она увильнуть от предстоящего. – Я же тебе давным-давно все объяснила. И у тебя книжки такие есть – там обо всем написано в подробностях. И по телевизору… все эти ночные фильмы. Ты же все это видела на экране.
– Мамочка, там одна механика. С этим мне все ясно. А в фильмах – одни движения и никакого выражения. У них же нет лиц. То есть лица есть, но они пустые. Никаких чувств, никаких эмоций. Никакого отношения к происходящему. Как будто это не живые люди, а роботы.
– А ты чего хочешь?
– Я хочу, чтобы ты рассказала все с самого начала. С того момента, как он тебя привез на «Золотой рыбке» на тот ваш пляж.
– И зачем тебе это нужно?
– Значит, нужно, раз спрашиваю. Ну что здесь такого? Какие-то вы взрослые все… зажатые. Ведь это и меня касается.
– Да уж! – засмеялась Ольга. – Тебя это касается самым непосредственным образом.
– Ну вот. Я хочу знать, как все происходило. Что он говорил. Какие чувства ты испытывала. Все-все. Если, конечно, помнишь.
Их первая близость – самая большая драгоценность в сокровищнице ее памяти. Редко-редко, в минуты нестерпимого одиночества, она извлекала ее оттуда. Комната распахивалась, наполнялась солнечным светом, запахом сосен и моря, криками чаек. И над ней склонялось его божественное лицо.
Помнит ли она? Господи, еще бы! Каждое слово, каждый взгляд, каждое прикосновение.
Все, как вчера.
Нет, час назад.
Да только что!
– Забудь все, – сказал он, аккуратно укладывая ее на обе лопатки. – Во всем мире остались только ты и я.
– Посмотри на меня, – велел он, отнимая ее ладошки от лица. – Не надо бояться. Не надо прятаться – это уже бесполезно.
И новый обжигающий поцелуй лишил ее последних остатков самообладания.
– Обними меня, – велел он. – Прижмись ко мне покрепче. Вот так. Привыкни ко мне.
Ну что, девочка, – уже не страшно?
Прости, Оленька. Сейчас немножко больно сделаю.
Немножко! Ох, ничего себе немножко! Как вскрикнула, как затрепетала она в его железных объятьях!
Как осыпал он поцелуями ее лицо!
Какие чувства она испытывала? О, целую гамму чувств! – счастье, страх, стыд, боль, полное самозабвение.
И все затоплено такой… такой любовью!
Всепоглощающей!
Этот человек с бесконечно милым лицом, с его небесными глазами, глядевшими ей прямо в душу, в те мгновения стал для нее центром Вселенной. Она забыла все: свой дом, отца с матерью, Юльку, всех друзей и подруг – она забыла самое себя.
