не измена, а приобретение необходимого опыта.
Да, он сделал глупость. Но глупость простительную. И я думаю – ты должна его простить. Ведь ты разумная девочка.
– А зачем он мне такую телеграмму дал? А сам, вместо того, чтобы встретить… с этой…
– Дима не давал телеграммы. Телеграмму дал Гена. Он давно подслушивал ваши разговоры. Думаю, ему удалось где-то незаметно прикрепить «жучок». На что-то, что Дима почти всегда носил с собой. Это уголовное преступление – он не имел права так поступать.
Ты помнишь, когда они подрались, Гена поклялся доказать тебе, что Дима подлец. Вот он и доказал. Только никакой Дима не подлец – подлость совершил сам Гена. И вот ему – нет прощения!
Лена долго молча глядела в окно. Потом спросила:
– Скажи, мамочка, а если бы ты увидела папу… так… тоже с кем-то. Как бы ты к этому отнеслась? Ты бы простила?
Этот вопрос сильно смутил Ольгу. Она вспомнила, как ей было больно, как плакала она, когда та девица на танцах наврала ей, что у них с Серго любовь. О, если бы ей такое довелось увидеть… что увидела Лена… Нет, она потом не имела бы с Серго ничего общего. Это сейчас с высоты своих лет она смотрит на все иначе. А тогда… нет, она бы с ним сразу порвала.
Что ж, она сделала все, что могла. Она объяснила дочери, что произошло и почему. А дальше пусть девочка решает сама – будут они вместе или нет. Но что же ей ответить? Чтобы не навредить Диме.
– Леночка, мы и вы – два разных поколения. Не надо наши взгляды и поступки переносить на ваши отношения. Спроси свое сердце – пусть оно тебе подскажет, как поступить. Только не спеши, не руби с плеча. Прежде подумай.
– Хорошо, мамочка. Я буду думать. Только… я никогда не смогу забыть того, что увидела. Это было так жутко… у меня, наверно, всю жизнь этот ужас будет перед глазами.
Почти всю остальную дорогу до дома Лена молча лежала на своей полке. Ничего не ела, только один раз напилась чаю. Сердце Ольги изболелось от жалости к дочери и ее несостоявшейся любви. Похоже, Гена добился своего – ему удалось их развести. Вот только будет ли ему от этого легче?
Еще с порога они услышали, как разрывается телефон. Ольга взяла трубку. Звонил Дима.
– Ольга Дмитриевна, ее нигде нет! – плачущим голосом прокричал он. – Мы везде объездили – ее никто не видел. Я умру, если с ней что-нибудь случилось.
– Дима, все в порядке, – успокоила его Ольга. – Леночка уже дома. Ее приютила у себя одна добрая женщина и сообщила мне. Мы только что с поезда.
– Какое счастье! Как она? Вы ей рассказали… почему так получилось?
– Рассказала.
– А она?
– Ну, что она? Представь на минутку себя на ее месте. Если бы ты увидел то, что увидела она. Как бы ты себя чувствовал?
– О, нет! Я бы сошел с ума.
– Ну, у нее психика покрепче. Но ей тоже очень трудно.
– Можно ее к телефону?
– Думаю, сейчас не стоит. Пусть немножко придет в себя. Приезжай, и тогда поговорите. Кстати, захвати ее рюкзак. Там паспорт – смотри, не потеряй.
На следующее утро прямо с поезда он примчался к ним. Дверь открыла Ольга.
– Дима, Леночка ждет тебя на вашей скамейке в Театральном саду, – сказала она, забирая у него рюкзак. И взглянув на его осунувшееся лицо, добавила: – Желаю тебе удачи, дружок. И мужества.
Он заметил ее издали и кинулся к ней со всех ног. Но она движением руки остановила его в метре от себя. Он посмотрел ей в глаза и поразился их выражению. Таким… чужим взглядом… она никогда не смотрела на него.
– Лена, Леночка, прости меня! – в отчаянии торопливо заговорил он. – Прости меня, я не хотел! Я хотел, как лучше. Прости меня, пожалуйста, умоляю тебя!
– Я простила тебя, – сдержано ответила она.
– И что? Мы будем вместе?
– Нет.
– Почему?
– Я не люблю тебя.
– Как? – горестно вскричал он. – Этого не может быть! Ты же говорила, что любишь меня, что мы всегда будем вместе! Неужели… из-за этой… глупости… ты разлюбила меня?
– Наверно. Да, разлюбила.
– Но это невозможно, невозможно! Разлюбить нельзя! Леночка, не говори так! Пойми, у меня с ней… с этой девкой… ничего, ничего!
При этих словах лицо Лены дрогнуло, и ее взгляд перестал быть пустым. Боль и мука отразились в ее глазах.
– Ага! – быстро заговорил Дима. – Тебе больно! Значит, ты меня еще любишь. Если бы не любила, тебе было бы все равно. Леночка, не отвергай меня! Я так люблю тебя – я без тебя не могу! Я умру без тебя!
– Не умрешь.
– Нет, умру! Леночка, ну ладно, ты меня разлюбила. Но я так люблю тебя! За двоих. Давай будем вместе, умоляю тебя!
– И как ты это себе представляешь? Без любви.
– Но, может, хоть что-то у тебя ко мне осталось? Хоть какое-то чувство? Скажи, ты ко мне что-нибудь испытываешь?
Она помолчала, глядя куда-то в сторону. Потом перевела взгляд на него. И таким холодом повеяло от этого взгляда, что Дима даже поежился.
– Испытываю, – ответила она.
– Что? Что ты испытываешь, скажи?
– Может, не стоит? Тебе будет… больно.
– Ничего, я потерплю. Говори, какое чувство?
– Отвращение.
– Отвращение, – тупо повторил он, отступая назад. – Отвращение. Она испытывает к нему отвращение. Уж лучше бы ненависть. От ненависти до любви один шаг. От отвращения до любви – бесконечность.
Он продолжал отступать, и ее фигурка на скамейке становилась все меньше и меньше. Когда аллея кончилась и отступать стало некуда, он повернулся и побежал.
Он бежал – и узы, связывавшие его с нею, натягивались и рвались, причиняя ему невыносимую боль. Он бежал – и мимо проносились деревья, люди, автомобили, дома. Но Дима не видел их.
Он, наконец, осознал, что все кончено. У него никогда не будет Лены. Пройдет год, и два, и десять лет, пройдут века и тысячелетия – они никогда не будут вместе. И эта мысль приносила ему мучительные страдания.
Он опомнился на высоком мосту через Дон. Далеко внизу река несла свои воды. По ней плыли крошечные кораблики, на песчаном берегу ловили последний загар маленькие человечки. А прямо над ним – рукой подать – спокойно и величественно плыли с севера на юг большие облака.
Он долго стоял, ожидая, когда хоть немного утихнет боль в его истерзанном сердце. Потом медленно побрел домой.
Дома он лег на диван, накрыл голову подушкой и, не отвечая на вопросы матери, пролежал так до вечера. Вечером взял деньги, паспорт и, бросив: «Я поехал к тете Лине в Воронеж», – ушел из дому, провожаемый взглядами ничего не понимающих родителей.
Прошла неделя. Гена не объявился. В лагере его разыскивал хозяин квартиры, где он оставил вещи. Трижды звонили Светлане с Гениной работы. Гена исчез.
Наконец, объявили его розыск. Лену вызвали в милицию. Там ей пришлось во всех подробностях описать их последнюю встречу. Следователь все допытывался, что произошло с момента, когда Гена рассек финкой палатку, и до момента, когда Лена обнаружила себя в чужом саду. Девушка добросовестно напрягала память, но так ничего не вспомнила. Тогда следователь стал кричать на нее, обвиняя, что она
