name='3'> —
Он многие годы прожил в Сен-Жан д’Акре, учился здесь.
Повернувшись к рабби, тамплиер спросил:
— Ты жил и учился в нашем городе, почтенный? В нашей школе талмудистов? Это радует меня.
Их оживленный разговор прервало появление монаха-францисканца лет шестидесяти. Он кивнул коменданту Аккона и замер в дверях. Его неухоженная лохматая борода доходила до толстого живота, выпиравшего из коричневой рясы. Из-под кустистых бровей монах молча наблюдал за Жаном-Пьером и Натанаэлем. Взгляд монаха был подобен металлу, холодный и жесткий.
— Это фрадре Гюго де Бульо, глава местного отделения ордена францисканцев,
—
произнес Роджер де Адам.
—
Когда я сказал ему о вашем прибытии, дорогой де Вуази, преподобный фрадре сразу же пожелал увидеть вас...
— Гюго де Бульо?
—
удивленно спросил Жан-Пьер.
—
Но так звали священника, крестившего меня! Вы?..
— Да, господин барон, я и есть твой крестный,
—
отозвался францисканец и вплотную приблизился к юному рыцарю. Запах немытого тела ударил в нос Жану-Пьеру. Этот нищенствующий орден категорически не любил мыться. Жан-Пьер слегка отступил в сторону.
Монах же тем временем говорил:
— Я отлично помню, как полил святой водой на твою маленькую головенку, помню твой возмущенный рев и дико молотящие ножонки...
Францисканец ухмыльнулся. Передних зубов у него недоставало, и в этот момент монах напомнил де Вуази одного из морских разбойников.
— А я помню,
—
произнес Жан-Пьер,
—
как мой отец рассказывал, что вы отправились в Святую землю вместе с крестоносцами в 1250 году...
— Не в последнюю очередь по просьбе твоего отца,
—
заметил францисканец,
—
чтобы сопровождать твоего брата Пьера. Несчастный погиб на море.
— Я думаю, мой батюшка и не знает, что вы все еще находитесь в Святой земле.
— Может быть,
—
согласился монах.
—
Я посылал твоему отцу несколько депеш на родину, сообщал о горькой судьбе твоего брата, а потом перестал писать... Шестой крестовый поход был ужасен. Мы все тогда вместе с королем оказались в плену, а потом Людовик покинул Святую землю. Но я-то не тот человек, который сдается слишком быстро! Я остался на Востоке и никогда не оставлял надежды вновь вступить в святой город Иерусалим,
—
взгляд монаха омрачился.
—
Я рад ныне, что вскоре пилигримы свободно потянутся в священные места иерусалимские, но не скрываю, что мне больше по душе воинская победа христиан над магометанами! Христианское воинство долж
но было перерезать горла, вспарывать утробы неверных безбожников, всех до единого: мужчин, женщин, детей! Но...
Жан-Пьер побелел, переглянулся с Натанаэлем, а рыцарь-тамплиер прервал словоизвержение францисканца небрежным взмахом руки.
— Не все придерживаются твоего мнения, почтенный фрадре,
—
резко произнес он.
Гюго де Бульо замолчал.
Выслушав яростные выкрики монаха, Жан-Пьер лишь с большим трудом нашел в себе силы улыбнуться одними только уголками губ:
— Если дозволите, фрадре, я навещу вас в вашем монастыре после моего путешествия в Иерусалим и тогда расскажу вам о том, как обстоят дела в святом городе.
— Я дозволяю, дорогой барон! Даже попрошу
об этом во имя нашей старой дружбы с твоим отцом,
—
произнес францисканец.
Жан-Пьер торопливо попрощался и вместе с Натанаэлем покинул комендатуру Аккона.
— До чего же неприятен сей человек!
—
заметил Натанаэль, когда они отправились в сторону странноприимного дома иоаннитов.
—
Заметил? Он все это время с такой яростью поглядывал на меня. Вид иудея оскорблял его.
— Мне он показался опасным безумцем, способным на любое преступное деяние,
—
подтвердил Жан- Пьер.