— И то и другое, — скупо сказала Луиза. — В ванной, рядом с раковиной. Белый порошок. Я подумала, что это кокаин, и спустила его в унитаз. Там еще было зеркало, а на нем — бритвенное лезвие. От них я тоже избавилась. Вынесла в своей сумочке, когда уходила из квартиры Ребекки.
— Почему вы сразу мне об этом не сказали?
— Потому что это не относится к делу.
— Относится к делу или нет, решаю я. — У меня вдруг заболела голова, и я прижала ладонь к пульсирующему виску.
— Наверное, вы правы… — Очередная пауза. — Простите, я совершила ошибку. Я просто хотела защитить Ребекку и ее родителей. Я собиралась поговорить с ней насчет наркотиков, убедить обратиться за помощью… но не успела.
— Но, даже узнав о ее смерти, вы продолжали скрывать эти факты. Пока мы осматривали квартиру, вы могли десять раз рассказать мне о своих находках.
— Я была в шоке.
— Понятно. Интересно, что еще вы нашли и не посчитали нужным показать полиции?
— Там больше ничего не было.
— Хотелось бы верить, — сердито буркнула я. — Но я уже не могу принимать ваши слова за правду.
— Я извинилась, констебль Керриган. Чего еще вы от меня хотите?
— Я хочу знать, куда подевался дневник Ребекки. Вы решили прихватить и его?
— Какой дневник? — насторожилась Луиза.
— Тот, который она всегда носила с собой, по словам ее ассистентки. В розовой обложке. Мы не нашли его в квартире.
— Я тоже его не видела.
— Точно?
— Совершено точно.
— Из ее дневника мы могли бы узнать, что она делала перед смертью, не так ли? Насколько я поняла, она записывала туда все подряд. Возможно, там были вещи, которые вы решили от нас утаить.
— Я не видела никакого дневника, — повторила Луиза Норт спокойно, но с явным напряжением в голосе.
Интересно, она не скрипит зубами во сне? Нельзя же все время сдерживать эмоции, у них должен быть какой-то выход!
— Хорошо. Буду вам очень признательна, если впредь вы будете сообщать мне всю известную вам информацию, не пытаясь из ложно понятой дружеской верности утаивать секреты Ребекки.
— Я все поняла, — огрызнулась Луиза.
Я сдержала довольную усмешку: мне все-таки удалось пробить этот панцирь холодной невозмутимости! Через секунду она продолжила уже более размеренным тоном:
— Если мне в голову придет какая-нибудь идея, вы узнаете о ней первой.
Вежливо поблагодарив девушку, я нажала отбой… и тихо выругалась. Как же я забыла? Ведь я хотела спросить Луизу, не она ли помогала Ребекке забирать вещи из ее рабочего кабинета. Вопрос не такой уж важный, и я решила не перезванивать. Спрошу в следующий раз: я сделала пометку в блокноте.
Рядом со мной остановился серебристый «форд-фокус», раздражающе громко урча мотором. Я нагнулась и заглянула в открытое стекло со стороны пассажира.
— Хочешь заработать, крошка? — игриво поинтересовался сидящий за рулем Роб.
— Простите, уроженцев Манчестера не обслуживаю.
Роб фыркнул.
— А всех остальных — за милую душу, если верить сплетням про тебя.
— Верить можно только половине, а то и четверти, — сухо отрезала я, садясь в машину. — Болтуны принимают желаемое за действительное.
— Помечтать тоже приятно.
— Если честно, гораздо приятней делать, но тебе, дружок, придется довольствоваться одними мечтами.
За пять лет работы у меня набралось столько материала о сексуальных домогательствах коллег, что его хватило бы на двадцать судебных дел. Но я не хотела никого преследовать: постоянные намеки меня нисколько не возмущали. Во-первых, я ни разу не спала ни с одним офицером столичной полиции, и все байки на этот счет были всего лишь досужим вымыслом. А во-вторых, меня веселили подобные разговоры. Почему бы лишний раз не посмеяться, тем более что поводов для смеха, как правило, маловато?
Но кое-что не казалось мне смешным. Я сердито взглянула на Роба.
— Значит, «козлина»? Ничего умнее придумать не мог?
— Ты о чем? — спросил он, явно задетый.
— О кружках, Роб. Только не надо делать невинные глазки! Ты выложил кружками на моей кухне слово «козлина».
— Ну, вообще-то это кухня Яна. Надеюсь, он не подумал, что я его обозвал козлиной?
— А что еще он должен был подумать?
Роб пожал плечами.
— Ну может, я просто хотел написать самое длинное из известных мне бранных слов, в котором не повторяется ни одна буква. Кстати, у меня есть еще один вариант — «ублюдок».
— Идиот!
— Всего пять букв, из них два «и». Не годится, думай дальше!
— Прекрати! — Я закусила губу, тщетно пытаясь сохранить серьезное лицо. — О Господи, Роб, как ты мог это сделать? Ян и так уже был в ярости.
— Уверен, тебе удалось его успокоить. — Он резко сменил тему. — Как ты сходила в офис Ребекки?
Я рассказала все, что узнала в компании «Вентнор — Чейз». Роб задумался.
— Да уж, ее трудно назвать стабильной личностью. Наркотики, расстройство питания, безработная на момент смерти… Проблемная была девушка!
— Не то слово! Идеальная снаружи, гнилая внутри.
— Ну что, констебль Светлая Голова, хотите услышать результаты опроса жителей соседнего дома?
— Еще бы! — От волнения у меня засосало под ложечкой.
— Никто ничего не видел.
— Ты серьезно?
— Вполне. Многие узнали Ребекку, сообщили, что время от времени видели ее с разными мужчинами, но никто не вспомнил, что произошло в четверг вечером… Если вообще там что-то произошло. Знаешь, что беспокоит меня больше всего?
— Нет, не знаю, — терпеливо ответила я. — Но надеюсь, ты мне сейчас расскажешь.
— Их полное безразличие. Никто даже бровью не повел, когда мы сказали, что она умерла. А один придурок поинтересовался, какова площадь ее квартиры. Бездушные скоты! Ненавижу Лондон!
— Почему же тогда здесь живешь?
Роб пожал плечами.
— Если хочешь расследовать интересные преступления, поезжай туда, где действуют интересные преступники, то есть в Лондон. Но жить в этом городе не слишком приятно.
— Умирать тоже, — грустно добавила я.
— Ты уже выяснила, кто убил Ребекку, если не Поджигатель?
— У меня есть одна идея.
Роб уставился на меня.
— Неужели ее бойфренд?
Я разочарованно вздохнула.
— Как ты догадался?
— Бойфренд-убийца — самая очевидная и банальная версия.
