волна ударила со стороны пятидесятичетырехлетнего мужчины. Мистер Дак завертелся волчком, словно пораженный метким выстрелом.
— Уилл! — позвал отец.
Уилл сидел, застывший, в Музее восковых фигур.
— Уилл! — еще раз позвал отец. — Иди сюда, сынок!
Толпа посмотрела налево, посмотрела направо, оглянулась назад.
Ответа не было.
Уилл сидел в Музее восковых фигур.
Мистер Дак наблюдал за всем этим уже с некоторым уважением, даже с известной долей восхищения, хоть и не без досады; казалось, он так же, как и отец Уилла, ждал, что же будет.
— Уилл, иди же, помоги своему старику! — весело крикнул мистер Хэлоуэй.
Уилл сидел в Музее восковых фигур.
Мистер Дак улыбнулся.
— Уилл! Уилли! Иди сюда!
Ответа не было.
Мистер Дак улыбнулся еще шире.
— Уилли! Разве ты не слышишь своего старого папу?
Мистер Дак перестал улыбаться.
Ибо эту последнюю фразу произнес чей-то голос из толпы.
В толпе засмеялись.
— Уилл! — позвала женщина.
— Уилли! — позвал кто-то еще.
— Йо-хо-хо! — закричал какой-то джентльмен.
— Иди же, Уильям! — подхватил мальчишеский голос.
В толпе смеялись все громче, весело толкаясь локтями.
Чарльз Хэлоуэй звал.
— Уилл! Уилли! Уильям!
Тень шевельнулась и закачалась в зеркалах.
Ведьма покрылась каплями пота, вспыхнувшими на свету как хрустальные подвески.
— Там!
Крики в толпе прекратились.
Чарльз Хэлоуэй тоже замолк, не решаясь больше произнести имя сына.
Ибо Уилл стоял у входа в лабиринт, подобно восковой фигуре, в которую он почти превратился.
— Уилл… — тихо позвал отец.
При этом звуке Ведьма вспотела еще больше.
Уилл как слепой двинулся через толпу.
И, опустив винтовку вниз: словно палку, чтобы мальчик уцепился за нее, отец помог ему взобраться на помост.
— Вот моя левая рука! — объявил отец.
Уилл не видел и не слышал, как толпа взорвалась неистовыми аплодисментами.
Мистер Дак не двигался, хотя Чарльз Хэлоуэй все это время наблюдал за ним, в его голове изрыгали пламя и грохотали пушки, но каждый выстрел лишь слабо шипел и тут же угасал. Мистер Дак не мог догадаться, что он замышлял. И уж коли на то пошло, и сам Чарльз Хэлоуэй еще не знал этого. Все происходило так, словно он написал эту пьесу много лет назад, сидя ночами в библиотеке, потом изорвал текст и вот сейчас пытался вспомнить написанное. Он полагался на тайные открытия в самом себе, обнажая миг за мигом, играя звуковыми воспоминаниями, нет! раскрывая перед собой собственное сердце и душу! И…
Его сверкающая улыбка, казалось, нарушила слепоту Ведьмы! Невозможно! Она подняла руку к своим темным очкам, к зашитым векам.
— Попрошу всех подойти поближе! — предложил отец Уилла.
Толпа сбилась вокруг помоста. Подмостки казались теперь островом среди людского моря.
— Смотрите на мишень!
Ведьма медленно таяла внутри своих лохмотьев.
Разрисованный Человек посмотрел налево и не ощутил обычного удовольствия от Скелета, который выглядел еще более тощим; не порадовал его и Карлик, стоявший справа и пребывавший в состоянии полного идиотизма и сумасшествия.
— Будьте любезны, пулю! — дружелюбно попросил отец Уилла.
Тысяча рисунков на подрагивающем, как у лошади теле мистера Дака не слышала просьбы, так почему бы расслышать ее самому мистеру Даку?
— Будьте любезны, — повторил Чарльз Хэлоуэй, — пулю! — И добавил смиренно. — Чтобы я мог попасть в блоху на старой цыганской бородавке!
Уилл стоял неподвижно.
Мистер Дак колебался.
В волнующемся людском море то тут, то там вспыхивали улыбки — сто, двести, триста белозубых улыбок, словно огромная приливная волна, поднятая лунным притяжением. Затем начался отлив.
Разрисованный Человек медленно протянул пулю. Его рука напоминала ленивую струю черной патоки, нехотя вытекающую из посудины; он протягивал пулю мальчику и одновременно наблюдал, заметит ли он; мальчик не заметил.
Но пулю взял его отец.
— Отметьте ее своими инициалами, — бросил мистер Дак привычную фразу.
— Нет, сделаем по-другому! — Чарльз Хэлоуэй вложил пулю в руку сына, чтобы тот ее подержал, а сам здоровой рукой достал перочинный нож, чтобы вырезать на пуле некий знак.
Что происходит? — подумал Уилл. — Я знаю, что происходит. Или я не знаю. Что же?
Мистер Дак увидел на пуле полумесяц, не счел это нарушением правил и зарядил ею винтовку, которую бросил отцу Уилла, и тот во второй раз ловко подхватил ее.
— Уилл, ты готов?
Свежее как персик лицо мальчика было сонным, — он то и дело клевал носом.
Чарльз Хэлоуэй в последний раз быстро взглянул на лабиринт и подумал: Джим, ты все еще там? Приготовься!
Мистер Дак повернулся было, чтобы пойти ободрить свою старую пыльную подругу, но остановился, услышав клацанье затвора; это отец Уилла достал патрон с пулей, чтобы убедить зрителей, что винтовка действительно заряжена. Это выглядело достаточно естественно, но преследовало еще и другую цель — когда-то давным-давно он читал, что в подобных случаях применялись поддельные пули, сделанные из воскового карандаша свинцового цвета. После выстрела такая пуля превращается в дым и пар, не успев вылететь из ствола. Разрисованный Человек, ловко подменивший пулю, уже сунул настоящую, отмеченную полумесяцем, в дрожащие пальцы Ведьмы. Она должна была спрятать ее за щекой. При выстреле она бы притворно дернулась, словно от удара пули, а затем «обнаружила» бы ее, выхватив из-за своих желтых крысиных зубов. Фанфары! Аплодисменты!
Разрисованный Человек, обернувшись на клацанье затвора, увидел Чарльза Хэлоуэя, державшего восковую пулю. Но вместо того, чтобы раскрыть подвох, Чарльз Хэлоуэй просто сказал:
— Давай-ка прорежем нашу метку поглубже, чтобы было лучше видно, а, малыш?
Он положил пулю в бесчувственную руку сына, достал перочинный нож, пометил восковую пулю тем же таинственным полумесяцем и загнал обратно в ствол винтовки.
— Готовы?!
Мистер Дак посмотрел на Ведьму.
Та некоторое время колебалась, потом слабо кивнула.
— Готов! — объявил Чарльз Хэлоуэй.
Вокруг ничего не изменилось — так же стояли балаганы и шатры, волновалась толпа зрителей,
