Инесса.
– Очень приятно. Я Артем. Отвечу по порядку. Я нормальный. И мне здесь ничего. Всех хватает.
– Да, и впрямь по порядку. Ты на таблицу умножения смахиваешь.
– Это комплимент или наоборот?
– Это так. Треп просто. На самом деле ты классный. А я как тебе? Нравлюсь?
– Ты – вполне. Нормальная девчонка.
– И на том спасибо. Мы с тобой нормальные, а они дебилы.
Она рассмеялась, прижалась к Артему обнаженным плечом и сразу заметила, что глаза Алексея зло сузились. Даша под столом сжала его колено и шепнула: «Давай выйдем. Мне сказать тебе что-то надо».
Они вышли в маленький пустой коридорчик, и Даша на мгновение прильнула к Алексею всем телом, зашептала прямо в ухо:
– Знаешь, ты такой классный. Так нравишься мне, я просто балдею. Скажи, мы еще тут побудем? Здесь так прикольно.
– Конечно, побудем. Ночь только начинается. Тут еще стриптиз-балет будет.
– Ой, здорово! Но я к чему спрашиваю. Мне выскочить надо. Понимаешь, тут недалеко у меня подружка живет. Она заболела, понимаешь? А у нее день рождения. Мне только на полчасика забежать. И привезти чего-нибудь. Бутылку, жратвы немножко...
– Да без проблем. – Алексей заглянул в зал и свистнул проходившему мимо официанту.
– Петь, будь другом. Корзинку подарочную сообрази. Для дамы. «Вдову Клико», фрукты, пирожные, икру... Да, для этой дамы, думаю, еще бы коньячок хорошо. Да и водки бутылку. Инуль, я могу тебя отвезти. Или ты на машине?
– Нет, я на такси. Ты уже немножко пьяненький. А я люблю на такси.
Через пятнадцать минут Даша остановила такси у невзрачного здания отделения милиции. Вошла походкой «от бедра» в мрачный казенный коридор. Дежурный с изумленным видом высунулся из окошка, рассматривая сначала Дашу, затем корзину в ее руке.
– Слушай, – доверчиво обратилась к нему Даша. – Я тут была у лейтенанта вашего. Фамилию забыла. Такой невысокий, светленький. Вон там, в том кабинете, в конце коридора. И, понимаешь, часы у него забыла.
– У Михайлова, что ли? Так он тут еще. А корзину ты принесла, чтоб часы в нее положить?
– Точно, – обрадовалась Даша. – А говорят, менты тупые.
С лица дежурного не сразу сползла улыбка, но Даша уже открывала дверь кабинета, который покинула несколько часов назад.
Когда раздался звонок в дверь, Тамара вскочила с маленького диванчика в холле и не сразу справилась с замком, так дрожали у нее руки. Впустив Сергея, она закрыла лицо ладонями.
– Я не представляю, когда кончится этот кошмар. Каждый день происходит что-то ужасное, невероятное.
– Тамара, у меня предложение, – сказал Сергей. – Давайте сначала пройдем на кухню, вы сварите нам кофе, мы его спокойно выпьем, а потом обо всем поговорим.
Но выпить спокойно он сумел лишь пару глотков. Больше не смог вынести измученного, умоляющего о помощи взгляда Тамары.
– Я готов. Внимательно вас слушаю.
– Я говорила Дине и вам, что хочу как можно быстрее продать наш загородный дом. Алена нашла мне хорошего риелтора, он даже в больницу ко мне приезжал, рассказывал о покупателях. Там у них есть какая-то возможность продать до истечения полугода – срока вступления в права наследства. Система доверенностей и все такое. В общем, я нашла все бумаги на дом, и мы поехали к нашему нотариусу: у него хранилось завещание Вадима. Я его, разумеется, читала: он завещал дом и деньги со своего счета мне. Меня это еще так неприятно зацепило. Зачем завещание? Мы же, говорю, одногодки с тобой. Он рассмеялся. Затем, говорит, что тебе мне завещать нечего. Мы приехали к Петру Николаевичу... Нет, вы не представляете, что произошло! Он сказал, что незадолго до гибели Вадим переписал завещание! Он все оставил какой-то женщине. Марии Ильиной. Я впервые слышу это имя.
– Вы взяли копию документа?
– Да, он еще не сразу согласился нам его дать. Вот. Смотрите. Там адрес есть.
– Может, она его родственница? В семье человека называют уменьшенным именем – Маша, Маня, – а фамилию вы вообще могли не знать. У него сестер, племянниц не было?
– Нет, не было совершенно точно.
– А, извините, побочной дочери не могло быть?
– По этому поводу, честно говоря, я ничего не могу сказать.
– Попробуйте вспомнить: эту фамилию вы действительно никогда не слышали у себя дома, во время разговоров мужа с друзьями, коллегами, по телефону?
– Не припомню. Я мало знаю о делах мужа.
– Ну, что ж. Спросим у самой наследницы. Раз есть адрес, значит, найдем, даже если она по нему не живет. А там – кто знает. Завещание – это мотив.
– Вы считаете, его могли из-за этого убить? Но как он мог написать это завещание, не поставив меня в известность? Он не был настолько непорядочным человеком. Я бы даже сказала, что он всегда чувствовал свою ответственность за меня. Или мне казалось, что я чувствую его ответственность. Ничего не понимаю.
– Тамара, – Сергей положил руку женщине на плечо. – Убийство – это не конец истории. Это ее начало. И если вам довелось оказаться в поле этой беды, нужно в первую очередь набраться терпения и пробираться к какой-то разгадке. Вместе мы найдем ее.
– Может быть. Нет, я уверена в том, что нужно узнать правду. Иначе невозможно жить.
– Кстати, а жить вам есть на что?
– Да, конечно. У меня есть небольшая сумма на моем счете.
– Вот и хорошо. Я беру этот исторический документ, вы мне пишете на бумажке координаты вашего нотариуса, и я отправляюсь на поиски наследницы вашего мужа. А вы пока ни о чем не думайте. Правда может оказаться совершенно неожиданной.
Михайлов бормотал уже что-то совсем невнятное мокрым ртом с белой пеной в уголках губ. Даша сидела на столе и, не мигая, смотрела ему в лицо. Она удивлялась, как он еще не подох от ее ненависти, не задымился, не сгорел. Он все никак не засыпал, хотя она насыпала раздавленные таблетки клофелина, не считая, уже в третий его стакан водки. Он потянулся за сигаретами, закурил, с напряжением удержал опускающиеся веки и вдруг встретился с ее взглядом. Удивительно: он все понял, но не испугался, его взмокшее лицо исказила ответная злоба. Даша физически почувствовала волну его агрессии. Она достала из сумочки еще упаковку лекарства, высыпала все таблетки себе на ладонь, затем схватила одной рукой Михайлова за жидкие, сальные волосы и просто затолкала в его открытый рот все, что было в ладони. Он пытался сопротивляться, но сил не было уже совсем. Даша зажала ему нос и, брезгливо морщась, продвинула таблетки до самой хрипящей глотки. Затем запрокинула его голову и влила остаток шампанского из бутылки. Когда она его отпустила, он стукнулся лбом о стол и забулькал, как прохудившийся кран. Даша вывернула его карманы на брюках и висящем на стуле кителе, выгребла все свои и, возможно, его деньги. В нагрудном кармане обнаружила часы с бриллиантами. Бросила их к себе в сумку. Затем, взяла часть купюр и смяла их в комок. Когда она заталкивала этот кляп в его рот, ставший совсем мягким и безвольным, он уже не хрипел, не храпел, не булькал. Он дышал медленно, слабо, как будто воздух покидал его легкие. Даша достала из-под стола бутылку со спиртом, опустошенную на треть. Он пил это, когда она пришла. Она полила его обильно, как овощ на грядке. Затем собрала бумаги с полок, из ящиков стола, юридические брошюры из шкафа. Порвала все и натолкала ему в рубашку, брюки, завалила лежащую на столе голову. Сложила оставшиеся деньги себе в сумочку, достала зажигалку, но вдруг отложила ее в сторону. Нашла в
