выходим. Селиванов там, за углом, в машине копошится, а ворота открывает девушка, которая совершенно точно в этом доме не живет. Да, тут многие баб вызывают по телефону, по Интернету заказывают. Но это было не раз и не два – такое совпадение. Селиванов останавливается за домами, а во двор с гостевой карточкой заходит девушка, которая как будто с неба свалилась среди ночи – нет ни машины, ни такси, каблучки не стучали от метро.
– Чувствуешь, какой поэтической становится твоя речь? Если мы сейчас повторим, ты стихами заговоришь. Есть в тебе что-то блоковское. Продолжай. Каблучки, говоришь, от метро не стучали. А если она в тапочках?
– Ни одна из них не была в тапочках. Все на шпильках, как только они на них ходят. Ну вот. В один вечер, увидев машину Селиванова, я с Борькой быстро на их двор побежал. Смотрю, незнакомая девица заходит, идет к его подъезду и набирает код по домофону. Заходит в дом, а минут через десять Пашка появляется. Чего, спрашивается, ему скрывать? Жены у него нет, постоянной бабы тоже. Короче, так меня это заинтересовало, что я решил ждать, пока девица выйдет, хоть до утра. Борьку спать отвел, а сам сижу. Она не вышла. Часов в двенадцать вышел Селиванов, один, как всегда, и уехал. Но! На рассвете из его подъезда выполз незнакомый мужик с большим чемоданом и попер его к гаражам. Я задержать хотел сначала, вдруг грабитель, но он ворота тоже карточкой открыл. И на следующий день никто о краже не заявлял.
– Вот в этом месте я не понял. Как ты мог его выпустить, если видишь, что он в доме не живет? Мало ли где карточку взял? В той квартире, где грабанул.
– Объясню. Дом достаточно крутой. Здесь у многих обслуга, охрана, темные приближенные лица, которые что-то приносят, выносят. В это лучше не вникать, если жить хочешь. Они, кстати, потому сообща и решили, что им охранники и косьержки не нужны. Свидетелей боятся. К тому же я чувствовал, что нужно понаблюдать, себя не обнаруживая.
– Это тонко. Итак?
– Итак, я пропускаю детали, каких у меня тысячи, и скажу то, в чем убедился. По ночам Селиванов привозил разных девиц, останавливал машину за домами, так, чтобы ее никто не видел, выпускал девицу, она заходила в дом, он за ней. Я эту картину наблюдал не меньше пяти раз, и ни одна девушка ни ночью, ни утром из дома не выходила. Но всегда выходил мужик с большим чемоданом и шел к гаражу Селиванова. Личность мужика я установил. Это гастарбайтер с соседней стройки, по ночам подрабатывает сторожем какой-то фирмы, которая арендует подвальный этаж в доме Селиванова. Он там и живет. Молдаванин. Петр Пичул.
– Ну, его-то ты допросил?
– Не сразу. Не хотел спугнуть. А главное, хотел убедиться, что он выносит чемодан именно из квартиры Пашки. Убедился. Как-то всю ночь просидел на лестнице. Но в доме я его останавливать не стал. Как-то подкараулил прямо у ворот. Говорю: предъявите документы – он показал паспорт. Что, спрашиваю, в чемодане? А он отвечает, мол, здесь ненужные документы, я их иду уничтожать. А куда иду и что за документы, не могу сказать. Это, типа, финансовая тайна. Но бумажку такую, знаешь, какую для охраны выдают, он мне показал. Разрешение на его имя выносить старые документы для ликвидации. Я мог бы заставить, оружием попугать, но, повторяю, руковод-ство передо мной четко поставило задачу: ни к жильцам этого дома, ни в фирмы, которые тут помещения арендуют, не лезть. Тут деятели, которые пользуются оплаченной свободой от любого наблюдения. Кроме того, я хотел, чтоб он этот чемодан до места донес, а я бы там посмотрел, что за документы такие. Честно скажу: думал по-тихому что-то найти, чтоб наверняка ордер дали.
– Сладкое занятие – незаконное проникновение.
– Точно. И я проник, но там сигнализация, я ее чуть замкнул, но ситуация неспокойная. Короче, ничего я там не обнаружил, кроме двух машин и двадцати мешков с цементом.
– Так. У парня есть загородный дом?
– Наверное, как у них всех. Но не такой это хозяйственный парень, чтоб у себя в гараже цемент хранить. Короче, заглянул я туда еще через пару дней. Мешков было девятнадцать! Скажи, если бы мешки надо было на какую-то стройку возить, неужели по одному бы возили?
– Наверное, нет. А бочка с водой, к примеру, есть в этом интересном гараже?
– Там есть пустая бочка. И водопровод.
– И ты решил, что этот Пашка – Синяя Борода там все и оставляет. А эти ночные события совпадали, скажем, с фактами исчезновения девушек в вашем районе?
– Да нет. То есть каждый день в Москве пропадает какое-то количество девушек. Заявления через месяц принимают. Да и не всех ищут. А он ведь не только по району ездил, мог из любого места привезти.
– Что еще у тебя было, кроме версии, когда ты к начальству пришел?
– Снимки. Я трех девушек сфотографировал. Когда он их из машины выпускал и когда они в ворота входили. И этого Пичула с чемоданом тоже пару раз снял. Я просил разрешения на полноценную операцию. Чтоб сразу с отрядом нагрянуть, все перевернуть...
– Что ты хотел, это понятно. Были бы у тебя желания поскромнее, сидел бы сейчас с целыми ребрами. А может, и с зарплатой. А Пичул этот, он по-прежнему в подвале живет?
– В том-то и дело, что он исчез. С концами. Примерно тогда же, когда меня турнули.
– Возможно, это и есть наши суперулики: исчезновение человека с чемоданом и твои переломанные ребра. Снимки у тебя остались?
– Те, что я приобщил к своей докладной, уничтожены, конечно. Но у меня осталась пленка.
– Напечатай мне. Возможно, мы вернемся к делу твоих бессонных ночей.
Никита Горовой был мерзавцем. Он думал, как мерзавец, поступал, как мерзавец, безошибочно выбирал для себя мерзкие занятия. Он знал, что знакомые, женщины, все люди, пользующиеся его услугами, – все считают его мерзавцем. Много лет назад он оставил в сибирской деревне мать и за все время не только не навестил ее, ста рублей ни разу не послал. Она его не искала и не ждала. Эта совсем еще не старая женщина, ждущая смерти, избавляющей от страданий, жила, как глубокая, ни с кем не общающаяся старуха. Она тоже знала, что ее синеглазый красавец ребенок стал законченным мерзавцем. Но у него самого иногда щемила душа, как у всех, и страстно хотелось чего-то прекрасного, чистого, удивительного. Наверное, это и называется – мечта, думал он, кривя насмешливо губы. Только в иные ночи пресловутая дурацкая мечта изводила его пуще зубной боли. Это была именно такая ночь. К утру, когда Никита, покачиваясь от усталости, курил у окна своей спальни, он отчетливо понял, что его идея фикс с недавнего времени приобрела очень конкретные очертания. Что у нее карие глаза с лучиками солнца. Разумеется, адрес и домашний телефон Жени Никита добыл довольно давно. Просто он ничего не планировал и не форсировал события, оставляя их начало на какой-то особенно светлый или, наоборот, черный день. Черт его знает, какой именно день сегодня, но Никита решительно направился в ванную и начал собираться.
Он долго мылся, тщательно брился, воспользовался массажером для лица, уложил феном густые, волнистые волосы. Затем сварил себе очень крепкий кофе, выпил с наслаждением, маленькими глотками. Начал медленно одеваться, продумывая каждую деталь. Он надел черные с серебристым отливом джинсы от Роберто Кавалли, шелковую рубашку от Армани, бледно-розовую, с воротником «апаш», дорогую куртку из оливковой кожи. Он выбрал туалетную воду с ненавязчивым, нежным и в то же время несомненно мужским ароматом. Надел золотой браслет эксклюзивной работы и свой счастливый перстень с крупным изумрудом. Очень внимательно посмотрел на свое отражение в очень крупном зеркале. Невысокий, крепко сложенный, очень красивый мужчина с синими глазами. Штучный экземпляр. Такого не забудешь, однажды увидев. Надо надеяться, что она запомнила. Он посмотрел на свои новые часы: десять утра. Нормальное время, чтобы нанести визит девушке-студентке.
Никита неторопливо доехал на своем джипе до тихого двора на Преображенке, остановил машину и осмотрелся в поисках цветочной палатки. Он увидел ее неподалеку, но передумал покупать цветы. Неизвестно, как все пойдет. Не хотелось бы выглядеть дураком. С цветами это легко. Никита закрыл машину, вошел во двор, нашел нужный подъезд и присел неподалеку на скамейку. Он решил подождать немного на всякий случай, а потом позвонить Жене. И вдруг чьи-то ладони крепко сжали его голову с двух сторон.