— Сонни Шенбергена, пожалуйста, — сказал он.
— Минуточку, — ответила она, вежливо попросив не вешать трубку.
— Спасибо, — поблагодарил он, слушая гудки компании “Ма Белл”, автоматической телефонной. Западной электрической и Бог знает еще какой компании.
Наконец, после того как, казалось, прошел уже целый месяц ожидания, в трубке раздался другой голос, на этот раз мужской, не такой приветливый и вежливый:
— Чем я могу вам помочь?
— Сонни?
— Извините, но у нас нет никого с таким именем.
— Слушайте, я из правоохранительных органов, дело очень важное и срочное, так что кончайте говорить чепуху и соедините меня с Сонни Шенбергеном.
— Извините, но он занят, — произнес голос после некоторого колебания. — Кто звонит полковнику Шенбергену?
— Скажите Сонни, что это Джек Эйхорд, Эй-хо-р-д. Я хочу с ним переговорить кое о чем, но сделать это мне нужно сейчас же.
— Хорошо. — Еще колебание. — А вы откуда?
— Из министерства юстиции, — соврал он.
— Да, сэр, один момент. — Линия опять зашуршала и завизжала. Этот один момент может длиться сколько угодно. Как-то он ждал один такой момент двадцать пять минут. Каково целых двадцать пять минут слушать эти обворожительные звуки? Один момент в Вашингтоне мог значить все что угодно. Но он набрался терпения и готов был ждать хоть целый день. Сначала у него онемела левая рука, потом правая, затем оба уха, а сейчас жужжание врезалось все глубже и глубже в мягкую кору мозга.
— Да? — услышал наконец Джек спокойный голос.
— Алло? — Он немного потряс телефон. Какое-то существо без сердца и скелета, подумал он. Телефон, как микроорганизм, в него нельзя хирургически внедриться. У этих ублюдков может случиться все. — Сонни, это Джек Эйхорд!
— А, это ты, кучка собачьего дерьма, не способная ни на что?
— Пока не способная. Я…
— Ты здесь?
— А?
— Ты в Вашингтоне?
— Нет. В Чикаго.
— О Господи, когда ты переехал в Чи?
— Я не насовсем. Меня послали расследовать серию убийств. По линии Главного управления. Я тут оказался в затруднительном положении. Хочу с тобой поговорить.
— Я не сомневаюсь, — засмеялся полковник.
— Мне нужен...
— Эй! С каких пор ты в министерстве юстиции?
— Сколько сейчас времени?
— Алло, алло! — Шенберген и Эйхорд долго друг друга не слышали.
— Сонни, черт! Мне нужна помощь.
— Что случилось? — спросил тот уже серьезно, — Ты опять начал пить?
— Ни капли за последние десять лет, — соврал он, зная, что если Шенберген узнает о том, что он попивает пиво, то прочитает ему пятнадцатиминутную лекцию, ибо никто не становится таким противником алкоголя, как бывший алкоголик. Это связывало их обоих. — Понимаешь, старик, мне нужно узнать, чьи отпечатки пальцев были стерты из компьютера и квалифицированы как официально уничтоженные.
— Ты имеешь в виду, что дело прекращено?
— Нет. Уничтожено. Во всяком случае, так нам сообщили: “Официально уничтожено”.
— Никогда не слышал о подобном. Должен же быть в этом какой-то смысл? Деклассифицировано. Или классифицировано так или иначе. Но мы не используем такую номенклатуру. У нас, правда, есть кое- что, не предназначенное для посторонних глаз. Но мы просто ограничиваем круг лиц, допущенных к этим делам, и, если нужно уничтожить такое дело, не афишируем и тем более не заносим в файл информацию об этом. Только помечаем, что в этот файл нельзя входить. Наверное, тут какая-нибудь ошибка.
— Ну а как насчет ваших бандитов, прежде чем их уничтожили?
— Я не понимаю, как это может касаться убийств, но...
— Думаю, ты слышал про “Убийцу Одиноких Сердец”, так мы его называем?
— Ерунда, я месяцами не смотрю телевизора и не читаю газет. С моей-то занятостью...
— Неважно. Слушай, этот парень убил Бог знает сколько народу. Он настоящий маньяк: вырезает сердца, уничтожает целые семьи. Это дело, одно из наиболее серьезных из всех, которыми я занимался. Нам нужно его раскрыть.
— О'кей. Но никто не помечает файл с отпечатками пальцев словами “Официально уничтожен”. У нас точно никто этого не мог сделать. Да и в компании и Бюро тоже. Я никогда не слышал, чтобы подобное делали агентства. Если ты видишь пометку, что документ уничтожен или деклассифицирован, это означает, что его положили в архив, чтобы потом к нему получили доступ по Акту о свободе информации все желающие. Такова обычная судьба материалов с ограниченным доступом. Так что ты ошибся. Какой-нибудь уставший клерк”.
— Нет. Послушай. Мы тоже сначала так думали. Но я попросил своего шефа проверить это в Бюро лично, и это оказалось не ошибкой клерка. Я думаю, что это дело совершенно секретное, и те, кто занимался этим, закрыли его для нас. Но они не должны были квалифицировать это как уничтоженное. Вот в чем их ошибка. Я хочу с этим разобраться, Сонни. Прошу тебя, помоги мне.
— Нужно действовать по официальным каналам. Я это сделаю не быстрее, чем Главное управление по расследованию преступлений. Дай срочный специальный запрос через своего шефа и...
— Ты слушаешь? Я уже пытался. И постоянно натыкался на разные преграды. Мы даже дошли до бывшего директора ЦРУ. Он так себя назвал. Но нам сказали, что это вне их сил и возможностей, поскольку интересующий нас документ был уничтожен в высших эшелонах власти. На уровне кого-то из твоих людей или секретаря кабинета министров, или кого-то, кто ошивается в президентском окружении. Я серьезно хочу, чтобы ты мне помог, Сонни. Думаю, не стоит напоминать, что ты мой должник, хотя ты действительно мой должник.
— Все, что я могу, это проверить, Джек. Как тебе звонить?
Спустя двадцать пять минут полковник Сонни Шенберген опять был на линии и говорил ту же ерунду, которую Джек уже знал:
— Джек, мы проверили. Документ уничтожен. Уничтожен официально, так что никто не сможет тебе помочь. Кто-то сверху закрыл это дело в связи с интересами национальной безопасности. Я могу, конечно, еще раз перепроверить, но это все, извини!
— Ты — бычье дерьмо, Сонни. Понимаешь, мне это крайне необходимо! Этот парень вырывает у людей сердца. Я хочу, чтобы ты им занялся. Ты должен мне помочь, твою мать! — заорал Эйхорд в трубку.
— Ладно, ко всем чертям! Что я могу сказать, Джек? — Помолчав, он выдавил: — Я это знаю. Но я не могу ничего обещать.
— Слушай, мне не хочется тебе об этом напоминать, но, когда ты нуждался в моей помощи, я все для тебя сделал, а теперь я хочу, чтобы ты так же помог мне. Я хочу знать, кто этот ублюдок, Сонни, и мне очень надо это знать, пожалуйста...
— Я перезвоню тебе, — ответил он, тяжело вздохнув.
— Когда?
— Как только смогу, хорошо? — пообещал Сонни. Тут что-то запищало, и он повесил трубку — прямо скажем, бросил трубку на рычаг.
Казалось, что минута тянется час. Эйхорду было неприятно, что разговор с полковником, которого он звал просто Сонни, принял такой оборот. Набрав номер, он узнал, что полковник Шенберген сейчас
