согнувшись, впрыгнул в сад.
— Ты никого не видел? — шепотом по-французски спросил второй незнакомец первого.
— Никого.
— И ничего не слышал?
— Ничего.
— Стало быть, все в порядке. Теперь надо узнать, где мы.
— Этого я не знаю.
— И я тоже… Давай сюда оружие. В случае тревоги я не прочь иметь, чем защититься.
Ничего не отвечая, товарищ его встал на колени на краю обрыва и через секунду втащил наверх два ружья, крепко привязанных к веревке.
— Вот, — сказал он.
— Хорошо. Теперь надо осмотреться; это нетрудно, ведь светло, как днем. Я — направо, ты — налево, составим круг, центром которого будет этот обрыв; держи глаза и уши настороже. Надо сделать так, чтобы на нас не застукали как дураков.
Его товарищ молча кивнул головой в знак согласия, они повернулись друг к другу спиной и немедленно начали приводить в исполнение свой план. Когда они повернулись, лучи луны упали на их лица, остававшиеся до тех пор в тени.
— Филипп! — вскрикнула девушка, узнав того, кого она любила, в одном из двух человек, таким странным образом забравшихся в сад.
Глава XII. Свидание втроем
Это действительно были Филипп и Питриан, так неожиданно забравшиеся в сад губернатора Тортуги. При восклицании девушки флибустьер вздрогнул.
— Кто это? — проговорил он. Бросив тревожный взгляд вокруг, он решительно подошел к боскету.
— Это я, Филипп, — произнесла молодая девушка, подходя к нему.
— Вы?! Вы, Хуана? — радостно вскричал флибустьер. — О, Бог привел вас сюда!
— Разве вы не знали, что найдете меня здесь? — спросила она.
— Я не смел надеяться.
Вдруг он замолчал. Обойдя сад, что было недолго, Питриан возвращался к боскету. Филипп бросился ему навстречу.
— Друг, — сказал он, — по неслыханному счастью я встретил особу, которую только и хотел видеть, отправляясь сюда. Покарауль, пожалуйста, пока мы перемолвимся несколькими словами и я получу сведения, необходимые для успеха наших планов.
Питриан улыбнулся.
— Хорошо, — ответил он, — только не слишком долго разговаривайте, наше положение не так уж приятно, ни к чему нам позволять глупо поймать себя в этой ловушке.
— Будь спокоен, я прошу у тебя только десять минут.
— Даю вам четверть часа, — великодушно отозвался Питриан и встал за огромным стволом дерева.
Филипп быстро вернулся к Хуане, которая с беспокойством ждала результата его переговоров с товарищем.
— Все хорошо, — сказал он, — мы можем разговаривать, ничем не рискуя. Нас охраняет друг. Хвала Всевышнему, милая Хуана, в своем неисчерпаемом милосердии Он соединил нас!
— Только на несколько минут, — прошептала она печально.
— Что нам за дело до будущего, моя возлюбленная, воспользуемся настоящим, чтобы говорить о нашей любви. Когда вы приехали сюда?
— Сегодня утром.
— И как долго думаете вы оставаться здесь?
— Не знаю. Дон Фернандо очень скрытен, однако мне кажется, я угадала, что мое пребывание здесь будет непродолжительным.
— И вы догадываетесь, в какое место должны ехать?
— Положительно, нет. Мне говорили о Панаме и Маракайбо, правда, оба эти места мне неизвестны, и мне все равно, куда меня повезут, лишь бы я имела надежду увидеть вас там.
— Я дал клятву, Хуана, и сдержу ее во что бы то ни стало.
— Да, да, вы меня любите, Филипп, я полагаюсь на ваше слово, но все же я боюсь.
— Боитесь чего, друг мой?
— Всего. Наши народы — неумолимые враги; вас считают разбойниками, морскими цыганами, хищными зверями, которых всякий честный человек имеет право истреблять.
— Какое нам до этого дело, моя возлюбленная? Разве вы не знаете, что, когда к нам подступят слишком близко, мы поворачиваемся лицом к этим охотникам и сражаемся с ними?
— Я все знаю, друг мой, и это заставляет меня дрожать еще сильнее. Кроме того, — прибавила она совсем тихо и нерешительно, — это еще не все.
— Гм! Что же еще, друг мой? Говорите без опасения. Она молчала, печально потупив голову.
— Неужели это гораздо серьезнее, чем я предполагал? — вскричал Филипп, схватив руку девушки и нежно пожимая ее. — Говорите, ради Бога, Хуана, умоляю вас, не оставляйте меня далее в этом смертельном беспокойстве.
— К чему? — ответила она кротко. — К чему говорить об этом вам, друг мой?
— Мне?! — вскричал он. — Стало быть, речь идет обо мне лично? О, говорите, говорите, заклинаю вас!
— Ах! Дело идет о нас обоих, — прошептала она, — потому что оно касается нашей любви.
— Разве нашей любви что-нибудь угрожает? — спросил он с изумлением.
— Не знаю, друг мой; я, может быть, сумасбродствую, вероятно, я тревожусь понапрасну, но повторяю вам, я боюсь.
— Зачем же, если так, вы упорно сохраняете молчание, убивающее меня?
— Вы правы, друг мой, лучше сказать вам все.
— О, говорите! Говорите, я слушаю вас.
Внезапно новое лицо выросло между собеседниками.
— Говорить буду я, — холодно произнес этот человек. Молодые люди с ужасом отступили.
— Кажется, я испугал вас? — продолжал он с иронией. — Однако, клянусь своей душой, у меня этого и в мыслях не было.
— Ей-Богу! — вскричал Филипп, уже оправившийся от минутного волнения. — Человек ты или демон, а я узнаю, кто ты.
— Я и не скрываюсь, можете смотреть на меня, сколько угодно, — сказал человек, выходя из тени на свет.
— Кавалер де Граммон! — с удивлением вскричал Филипп.
— Он самый, — ответил кавалер, кланяясь со своей обычной насмешливой улыбкой.
— Что вы здесь делаете, милостивый государь? — запальчиво вскричал Филипп.
— А вы сами что? — спросил кавалер. — Черт возьми! Странно вы исполняете поручение, возложенное на вас советом!
Донья Хуана, готовая лишиться чувств, схватилась за изгородь боскета, чтобы не упасть.
— Не об этом поручении идет сейчас речь, милостивый государь, — грубо ответил молодой человек.
— А о чем же, позвольте вас спросить? — все с той же насмешкой продолжал кавалер.
— Я хочу знать, по какому праву пробрались вы сюда за мной?
— А если мне не угодно вам отвечать? — надменно заметил кавалер.
— Я сумею вас заставить, — ответил Филипп, выхватив из-за пояса пистолет.
— Стало быть, вы собираетесь меня убить, — ведь я с вами драться не стану, по крайней мере в эту минуту; разве вы забыли, что наши законы запрещают дуэль во время экспедиции?
Филипп с бешенством топнул ногой и заткнул пистолет за пояс.
— Но я буду великодушен, — продолжал де Граммон, — я вам отвечу, и отвечу откровенно, клянусь вам,