Рано. Вот пройдет лет хоть парочка – так все расскажу, до последней пустяковинки…
– Через пару лет не нужно будет! – отмахнулась баба-яга. – Думайте, пустоголовые, думайте, шевелите умишками-то! Я-т приворотными зельями никогда шибко не увлекалась, а вот сестрица моя меньшая как раз их все превозмогла! Видать, и Василиску тоже обучила! Вот ты что скажешь, орел горный? Какое средство на свете сильнее всех будет?
– М-м-м… – пожевал губами Джуда, любовно раскладывая мясную начинку по кружочкам из теста. – Да немало рецептов хороших есть… Вот я своих жен всегда зельем особым пою, чтоб любили меня крепко, да по дому не тосковали. На полчашки голубиной крови две ложки крови гадючьей и три капли своей собственной, помешивать куриной лапкой, дать выстояться, добавить…
– А на царя нашего эта твоя пакость подействует? – перебил его Калин.
– Нет, конечно… Это женское средство – на мужчину вообще не подействует, хоть корчагами его хлещи…
– Ну так это не то… – отмахнулся татаровьин. – Не, не то…
– Надо Старого Старика поспрошать, – промолвила баба-яга. – Он из нас всех самый древний – даже старше Кащеюшки…
– Я слышал, что самое сильное на свете – это Симтарин-трава, – задумчиво поведал Соловей. – Говорят, в старые времена…
– Это в самом деле так, – тихо-тихо прошептала Моровая Дева. – Симтарин-трава действительно способна приворожить кого угодно… Только вот…
– …только вот откуда вдруг простая смертная девица раздобудет такую редкость? – закончил за нее Карачун. – Даже у Кащея есть всего один стебелек…
Он резко замолчал. Кащеевы прихвостни молча уставились друг на друга. Наконец Калин озвучил общую мысль:
– А где царь его хранит?
Посреди роскошного сераля выстроилась вереница красавиц. Сорок девять жен Кащея – от Мнесарет до Зои. Их супруг и повелитель окинул накопившийся за века гарем безразличным взглядом, повернулся к стоящей рядом Василисе и сказал:
– Смотри, теперь я исполню обещание.
Тощий старик в черном одеянии прошествовал во главу колонны. Девяносто восемь глаз следили за ним с нешуточным беспокойством – творилось что-то странное, неправильное.
– На колени, – коротко бросил Кащей.
Бедные женщины, испуганно дрожа, покорно исполнили повеление. Тех, что промедлили, опустили силой хладносердые дивии.
– Волосы с шей убрать, – последовал новый приказ.
Это тоже было исполнено. Кащей повел головой туда-сюда, с хрустом размял костлявые пальцы и резко выкинул в сторону десницу.
По плечу скользнула черная струя. Аспид-Змей, выползший из рукава хозяина, распрямился, оборачиваясь волнистым клинком. Скелетистая рука Кащея пошла кверху в широком замахе, тонкие губы разомкнулись и равнодушно процедили:
– Я даю вам развод.
Мнесарет, старшая из жен, не успела даже вскрикнуть. Быстрый удар – и очаровательная головка отделилась от тела. Золотые кудри окрасились кровавыми брызгами.
Засим последовал следующий удар.
Следующий.
Следующий.
Следующий.
Кащей мерным шагом двигался вдоль шеренги коленопреклоненных красавиц и рубил, рубил, рубил…
Удары ничем не отличались друг от друга. Заученные, тысячекратно испытанные движения – бессмертный царь словно выполнял докучливую обязанность. Сразу чувствовалось, что казнь для него – дело совершенно привычное.
Кащей расправился уже с половиной гарема, когда оставшиеся наконец-то подняли крик и плач. Кто-то повалился без чувств, кто-то забился в припадке, кто-то попытался сбежать – но за спинами приговоренных красавиц стояли не знающие жалости дивии…
Василиса стояла ни жива ни мертва, чувствуя, как к горлу подкатывает скользкий комок. Каждая отрубленная голова отдавалась внутри нее жгучим холодом – словно это ее убивали раз за разом.
Зоя, стоящая в самом конце, в последний миг подняла голову – и Василиса невольно отшатнулась, закрываясь руками. Царьградская куртизанка смотрела на нее с какой-то детской обидой, точно упрекая в чем-то… но тут Аспид-Змей опустился последний раз, и Зои Каллипиги не стало.
– Господи… Господи… – в ужасе шептала Василиса, глядя на аккуратную вереницу обезглавленных тел.
Княгиня дико завертелась, озираясь по сторонам. Куда бы она ни поворачивалась – везде валялись отрубленные головы. Их мертвые глаза словно бы искали свою товарку, губы шевелились, лепеча беззвучную укоризну…
– Зачем?.. Господи, зачем?.. – повалилась на колени Василиса.