его для новорожденной и он, десятилетний мальчишка, согласился тогда, что красивее имени нет на свете. С тех пор прошло больше тридцати лет. Мать с отцом погибли, когда в Шармише случился пожар. Почти половина города и деревушка, что раскинулась сразу за крепостной стеной, исчезли тогда в огне. Пожар полыхал до глубокой ночи: как на беду, в тот день дул сильный ветер, дома так и вспыхивали один за другим…
Симону тогда только-только стукнуло пятнадцать. Какое-то время они с сестренкой жили у родни, двоюродной тетки матери. Она согласилась оставить у себя пятилетнюю Кориль, а старший брат отправился искать счастья в Доршате.
Симон пошевелил вожжами, гнедая лошадь досадливо махнула хвостом.
Он скучал по девочке и навещал ее так часто, как только мог. Сестре жилось несладко, недаром Кориль поспешила выйти замуж сразу же, как только миновала ее пятнадцатая весна. Брат был недоволен выбором, но понимал: Кориль мечтала уйти наконец от сварливой и придирчивой тетки. Да и женихов было не много – сестра хоть и красива, но завидной невестой считаться не могла, денет в то время Симон мог ей дать совсем немного, только-только чтоб не прослыть бесприданницей.
Первое время Кориль с мужем жили в селе под Шармишем, а лет десять назад перебрались в деревушку на берегу медленной сонной реки: Смили, муж сестры, был помощником паромщика.
Симон с досадой вздохнул, вспомнив его: долговязый, нескладный, волосы цвета соломы торчат во все стороны.
У этого малого за десять лет не хватило ни ума, ни честолюбия, ни желания заработать на собственный паром. Симон с радостью помог бы сестре деньгами или купил бы паром сам, но… Городской палач неплохо разбирался в людях и не сомневался, что не успеет он отъехать от деревни, как Смили быстренько спустит все подаренные деньги. Монеты у него в руках не задерживались…
Симон недовольно сжал губы и легонько подхлестнул лошадь.
В прошлый раз он уезжал от сестры с тяжелым сердцем: частенько заставал ее с мокрыми глазами. Смили стал попивать, а раз так – толку от него не жди. Вмешиваться в жизнь Кориль не годилось – она давно уже взрослая, шестеро детишек! – но если выяснится, что муженек стал не только пить, но и руки распускать, придется с парнем хорошенько потолковать.
Симон снова вспомнил сестру и улыбнулся. Сколько раз он уговаривал ее вместе с детишками навестить его в Доршате! Однако Кориль, робея перед дальней дорогой и большим городом, никак не могла решиться на путешествие.
Симон отогнал кнутовищем овода, докучавшего кобылке, и покачал головой.
Сестра до сих пор не знает, что за ремесло выбрал брат. Как-то раз, давно, он обмолвился, что занимается врачеванием. Потом долго корил себя за малодушие, твердил сам себе, что его ремесло ничуть не хуже любого другого, но сказать сестре правду так и не решился.
До деревни Симон добрался к вечеру. Он остановил повозку возле маленького домика в два этажа, покрашенного серой масляной краской, облупившейся за долгие годы. В небольшом огороде за домом женщина собирала смородину. Маленький ребенок, еще плохо державшийся на ногах, стоял возле матери, крепко ухватившись ручонками за ее полинявшую юбку. Мальчик лет десяти, черноволосый и круглолицый, выдергивал из грядки морковь и бросал на расстеленный мешок. Завидев повозку, женщина поспешила во двор, крикнув мальчишке, чтоб приглядел за малышом. Выскочив за калитку, Кориль так крепко обняла Симона, что тот рассмеялся.
– Рад видеть тебя, сестрица! – проговорил городской палач, целуя ее в обе щеки. Из огорода к повозке спешил мальчик. Он осторожно вел за руку маленького братишку и улыбался во весь рот.
– Ты никак ждешь прибавления? – Симон оглядел фигуру сестры. – Еще один мальчишка, не иначе! А, племянники! Здравствуй, Гритчен! Подрос! А это кто же у нас?
Он присел на корточки, разглядывая пухлую измазанную физиономию мальчика.
– Никак Нимур?! Уже ходит?! Молодец! Дай-ка, разгляжу его! – Он легко выпрямился и подхватил малыша на руки. – Лоб, подбородок – это уж от твоего муженька, а вот глаза – нашенские, черные!
– Все лето тебя ждали! – с упреком сказала сестра, не сводя глаз с брата. – А ты только осенью собрался. Гритчен, заводи же лошадь во двор!
– Дела, Кориль, дела! Ух, столько дел, что и не сообразишь, когда ж они закончатся!
– Дай-ка его сюда. – Она подхватила ребенка на руки. – Запачкает тебя… Дела? Ну, ты – важный человек, образованный, городской лекарь! Небось хорошо платят за работу? Вон какая у тебя лошадка… да и одет ты… зачем же ты в дорогу такой хороший плащ надел? Весь запылился, а материя-то дорогая?
– Запылился – не беда, – весело говорил Симон. Он вытащил из повозки коробки и вручил Гритчену. – Неси-ка в дом, сорванец, зови братьев да начинайте глядеть, что там!
– Ну вот еще, баловать их, – довольным голосом сказала Кориль. – А плащ я велю Няте вычистить, выбить хорошенько.
– А где она?
– За козой пошла, за деревню. Коза эта… за ней глаз да глаз. Так и норовит залезть в чужой огород. Смили говорит, не давала бы так много молока, давно б на мясо пустил.
Симон ловко распряг кобылку и повел под навес. Кориль двинулась следом.
– А Нята – в крик, говорит, не дам! Коза эта за ней ходит везде – как собачка. Люди смеются уже.
Симон привязал лошадь и легонько шлепнул по боку.
– Ну и пусть смеются, – добродушно сказал он.
– Это да, – поспешно согласилась сестра, ладонью утирая слюни малышу. Он дергал ее за выбившиеся из-под чепца жесткие черные волосы, заливаясь смехом.
– Да ведь она уже большая, пятнадцать лет все же! А больше одиннадцати и не дает никто. Худая да длинноногая. Год-другой – замуж пора, да кто ее возьмет…
