на перчатку, как прилетал к прапрапрадеду. Ему неудобно будет сидеть на голой руке, а я не знаю, смогу ли вновь выдержать его прикосновение.
— Ты бредишь, Риккардо.
— Нет, Пат.
Вновь повисло молчание. Пат, поднялась, подошла к столу, стала перебирать бумаги. Ей нужно было себя чем-нибудь занять.
— Доклад по добыче железа. У тебя в графстве есть шахты? — спросила она, рассматривая официальную переписку.
— Да, на самой границе со Скаем. Запасы руды нашли еще при деде, но лишь мне удалось обустроить шахты, плавильные мастерские и кузницы, пригласить опытных горняков и ремесленников. Столько золота потратил — отец бы узнал, в гробу перевернулся — вот куда ушла еще одна часть его наследства. Зато теперь там полный цикл производства.
— Но я не слышала, чтобы купцы торговали кардесским железом или прочими металлическими товарами.
— До недавнего времени там делали только оружие и доспехи, — просто ответил де Вега. — Для меня и графства. Милицию нужно было вооружать. Да и соседям оружием помогал.
— Ты всегда думал о войне, Риккардо. Даже твой демон тут ни при чем. Жаждал битв, крови и славы. Ждал лишь удобного случая, — зло сказала Пат.
Она взяла два листка, исписанных мелким небрежным почерком. Смогла прочитать заголовки: «Перестройка батальона на марше» и «Каре — сильные и слабые стороны».
— Убивал сам и теперь учишь других? Где разделы: «Как правильно добивать раненых и резать пленных»? Где наставления по подлому убийству тех, кто бросил честный вызов? Где они, Риккардо? — горько спросила Пат.
— Таких разделов нет. Вильенцы и саттинцы были не простыми разбойниками, а «рыцарями Веры», шли не просто грабить и убивать, но и рушить храмы, резать еретиков, насиловать их жен и дочерей, сжигать заживо, «очищая огнем», их на это благословил епископ Грамон. Еретики ведь не люди.
— Не верю!
— Спроси тех, кто уцелел, зачем они шли? Под какими знаменами? Я спас Камоэнс от болезни, что страшней чумы! Но спрашивай лучше пьяных — они врать не станут.
— Альфонс, его доспех, как чучело, в галерее!
— Я не мог драться с ним.
— Струсил, побоялся. Подло убил, когда он того не ожидал.
— Не буду с тобой спорить, Пат. Я не мог с ним драться. Я его не убивал, — устало ответил Риккардо и прикрыл глаза.
— Где твоя книга? — спросила Пат, ее переполняла вновь проснувшаяся ненависть.
— Вот, Пат. Рукопись. Возьми, — он протянул ей сшитые вместе листы, зачастую разного размера — писал граф на чем придется и в любое время.
Пат подошла к камину. Поднесла папку к огню.
— Я сейчас сожгу твой труд, Риккардо. Твою рукопись, пропитанную чужой кровью! — Она взглянула ему в глаза, но не нашла там ни ярости, ни злости, ни желания борьбы.
Граф смотрел на нее мягко, почти ласково. Смотрел и молчал.
— Жги, Пат, — произнес он наконец. — Сожги его. Убей мой труд. Единственное, что у меня осталось. Сделай это, если тебе потом станет легче. Мне для тебя ничего не жалко. Я отдал бы жизнь, но ты ее возьмешь сама. К лукавому короля и его хитрого мага, к черту договор. Жги, Пат. Нужно тебе — сделай это!
Она убрала папку от огня.
— Не могу жечь книгу. Рукопись ведь тоже книга. — Она брезгливо кинула ее на пол.
— Я не сделаю мир хуже или лучше своей книгой. Как убивали, так и будут убивать, — отрешенно сказал Риккардо. — Но спасибо, что пощадила ее. Я все-таки вложил в этот чертов трактат частичку души.
— Поэтому я его и не сожгла, — призналась она, опускаясь обратно в кресло. — Не смогла отнять у тебя последнюю забаву.
— Спасибо, Пат.
— Замолчи! Ты мне это уже говорил, надоело.
— Я благодарю тебя не за книгу. За то, что ты приехала сюда. Пусть как моя Смерть. За то, что дала мне возможность увидеть тебя снова, поговорить, прикоснуться. Знаешь, как больно, тоскливо и тяжко гнить здесь в одиночку…
Его слова почему-то ранили. Его боль — убийцы мужа и подруги — находила отклик в ее сердце.
— Ты не один, у тебя есть Кармен.
— Кармен. Моя любимая домоправительница. Жаль, что я на ней не женился четыре года назад. Жаль, что она отказалась, а я с тех пор и не настаивал. Была бы прекрасной графиней. Жаль, что я ее не люблю.
— Она тебя любит, — задумчиво сказала Пат.
— Да, но я ее — нет.
— Вот теперь ты можешь меня понять, Риккардо. Я тебя тоже не люблю. Это больно, но это так.
— Альфонс. Его ты любила?
— Любила и люблю. Ты был мне другом, Рик. Он стал любимым. Я нашла свою вторую половинку. Знаешь эту легенду? — Она раскрыла перед ним свою душу. Решилась, потому что он не скрывал ничего.
— Знаю, но мне всегда казалось, эта моя половинка — ты.
— Ты просто зациклился на мне. Не искал свою единственную.
— Это ты.
— Нет. Я не твоя. Чужая. Другая. Я никогда не говорила тебе, но пару лет назад мы с Анной ходили к гадалке. К нам в Вильену приезжала сама Оливия из Мендоры. Она показала мне образ моего будущего мужа. Сказала: «Девочка, тебе несказанно повезло. Ты выйдешь за любимого, и он тоже будет любить тебя. Больше жизни».
— Больше жизни, — глухо повторил Риккардо.
— И каково было мое удивление, когда в давно знакомом кавалере я узнала Его. Моего суженого. И он стал ухаживать за мной. Прости, Рик. Но это судьба. Альфонс любил меня больше жизни. Я знала, я чувствовала это в каждом его взгляде, в каждом прикосновении…
Она замолчала, смахнула рукой предательскую слезинку. Отвела глаза, не выдержав взгляда Риккардо. Он не говорил ни слова.
Порыв ветра с шумом ворвался в распахнутое окно. Патриция поежилась. Ветер сорвал со стола листок бумаги, что лежал у Риккардо под рукой, и бросил к ногам Патриции. Граф выскочил из кресла, бросился за ним, но Пат успела первой.
Прочитала тщательно выписанные строки.
