бросилась вперед, обгоняя медлительных и неуклюжих самцов. Мне не мешали, не останавливали. Прикасаться к Зовущей без ее позволения очень вредно для шкуры.
Только поравнявшись с чужаком, я увидела освещенную факелами площадку. Похожую на Чашу Крови, но без столбов. На площадке стояли ряды клеток с пленными т'ангами. Покрытыми шкурой или мехом, четырехлапыми или четырехногими, с когтями или с копытами... Этих т'ангов захватили уже измененными, как и Адри. Они не смогли измениться под сетью Ловчих, ошейник им не дает изменяться в клетке. Многие пленники станут безумцами раньше, чем доберутся до Города. Но кого это беспокоит? Бешеный зверь дерется еще злее голодного.
Ближайшую клетку занимал Кугар. Такой же черный, как моя Тон. С таким знакомым и волнующим запахом...
– Адри!
Выбежать на площадку мне не дали.
Чужак ударил меня об стену, передавил горло над ошейником. Ноги у меня вдруг подогнулись, и я бы упала, если б не чужак. Он держал меня за шею.
– Жить надоело? – зашипел он на жутком всеобщем. – Тогда подыхай без меня.
И кто только учил его разговаривать?
– Отпусти!..
Я дернулась, пытаясь вырваться, и дышать мне сразу стало нечем.
– Адри... отпусти его...
– Его? – Чужак слегка ослабил хватку. – Этого черного? Зачем?
– Я выбрала... его...
– Ну и что?
Я больше не дергалась. Не люблю, когда нечем дышать. И когда смотрят на меня так, будто хотят убить.
– Отпусти его.
Чужак не знает наших законов. Если ты выбираешь, то избранник защищает тебя. А ты защищаешь избранника. Будущему детенышу нужны двое родителей-защитников. Только через три года его примут в клан. С одним защитником детенышу-сосунку не выжить. Это знает любой т'анг, из любого клана. А если Зовущая выбирает изгнанника, то он остается в клане на эти три года.
– Адри пойдет со мной. Выпусти его, чужак!
– Он тоже из твоего народа?
И зачем он спрашивает? И так же видно, что из моего. Хотя, говорят, что ущербные не могут отличить дикого зверя от измененного т'анга.
– Да. Он мой...
Чужак недоверчиво усмехнулся.
– Выпусти его! – громко сказала я и дернулась. Пальцы на моем горле тут же сжались сильнее.
Ночь пришла очень быстро. Чужак исчез среди маленьких ярких огоньков.
– Я не оставлю Адри... – еще успела сказать я и... рассвет пришел тоже очень быстро.
Потом я поняла, что это все-таки вечер, что я сижу под стеной и дышу так, словно убегала от дождя. Дышу и не могу надышаться. А чужак стоит рядом и смотрит на площадку с клетками. Но едва я пошевелила рукой, он повернулся ко мне и... улыбнулся. Наверное, так улыбаются крылатые арусги, когда убивают не для добычи.
– Хорошо. Выпущу. Но ты останешься здесь. Пойдешь за мной – убью.
Я поверила сразу, как верят словам чарутти. И не стала спорить. С дождем и арусгой не спорят.
– Я останусь здесь, – повторила я.
– Умная девочка, – сказал чужак.
Не знаю, кому сказал. Но спрашивать не хотелось. Подниматься – тоже. Только кивнула.
Чужак медленно пошел вдоль стены и растворился среди теней. Я не заметила, куда он делся. А когда посмотрела на Адри, то увидела чужака возле клетки. Чужак выпустил Адри, но возвращаться не стал. Переходил от одной клетки к другой, открывая все подряд. Скоро многие клетки стали пустыми, а бывшие пленники побежали к воротам. Беглецов быстро заметили. Раздались крики, рычание, защелкали кнуты, кто-то завыл... Но все перекрывал топот лап и ног.
– Нам в другую сторону.
Хорошо, что чужак быстро вернулся. Еще немного, и я побежала бы к воротам.
– Тебе надоело убивать? – с насмешкой спросил младший из Медведей.
– Мне надоело быть здесь, – очень медленно и очень тихо сказал чужак. Но его почему-то услышали. – Я убью любого, кто помешает мне уйти.
И я опять поверила. Каждому слову. И тяжелому, как у чарутти, взгляду.
– Я с тобой. – Старший из Медведей шагнул вперед. Он зацепил Младшего плечом, и тот едва устоял на ногах. Младшему тут же расхотелось смеяться. Он молча пошел за Старшим, а Кот и Кугар заняли привычные места. Я тоже пошла за чужаком. Будто и не собиралась бежать к воротам, убивать хостов, искать смерти на их копьях. Словно перестала слышать, что возле ворот продолжают убивать и умирать.
Потом я услышала шаги за спиной.
19
– Подходящее место, – сказал чужак, осматривая стену в четыре моих роста.
Не так уж высоко для Кугара и совсем немало для меня. И как чужак будет подниматься? Отрастит крылья? Или его клан может изменяться в ошейнике?
Все оказалось намного проще. Чужак поставил Медведя возле стены и залез ему на плечи. Т'анг подставил ладонь – там могли уместиться и две ноги чужака, – и подбросил свой груз вверх. Легко, будто тот был камешком для игры. А этот «камешек» не может быть легче меня!
Чужак вцепился в край стены, подтянулся...
Только когда он уже лежал наверху, я заметил, что тоже сжимал кулаки и напрягал мускулы. Словно мне, а не чужаку пришлось лезть на защитную стену.
Кто-то облегченно вздохнул за спиной. Значит, не только я мысленно поднимался вместе с чужаком.
Старший Медведь опустил руки, сложил по-хитрому пальцы и посмотрел на Кота. А вид у Медведя был такой сонно-спокойный, будто воин каждый день притворяется деревом, по которому лазят все, кому не лень.
Его соплеменник что-то заворчал про неуважение и оскорбление. Старший шевельнул глыбой плеча, и мускулы запрыгали под шкурой, а с заросшего по самые глаза лица блеснули два зеленых огня. И Младший попятился, опустив голову. Похоже, до него все-таки дошло, что сонное спокойствие Старшего так же опасно, как тишина перед дождем. И если уж Медведь касается чужаков из других кланов, то и его терпение имеет границу. А переходить ее – совсем не жалеть свою шкуру.
Старший удовлетворенно вздохнул и опять посмотрел на Кота. Тот не стал дожидаться еще одного приглашения. Нога наступила на огромную ладонь, тело гибко метнулось вверх и... не достало до края стены. Медведь успел подхватить падающего. Кот казался детенышем-сосунком в бережных руках отца. А каждая рука была не тоньше тела рыжего т'анга. Лицо Кота стало очень
