никогда не открывала ставен. Но море упорно нашептывало ей свои секреты, раскрывало свои тайные планы. Море не умело молчать, да и какие тайны могут быть у могучей стихии от маленькой сухопутной букашки, бессильной и беззащитной. О несметных сокровищах затонувших кораблей? Об удивительных тварях, живущих в вечной тьме глубоководных впадин? О причудливом смысле песен китов и касаток? Вот и теперь в глухих ударах волн о скалы Джасс отчетливо слышала утробный смех и желание бесчинствовать до самого полнолуния.
Скоро придется целыми днями жечь свечи или масляный светильник, когда дни станут короткими, как заячий хвост, а ветра такими сильными, что и ставен лучше не открывать. Зима на Керагане полна звуков, от легкого свиста поземки до могучего рева волн, зима на Керагане полна одиночества, к которому постепенно привыкаешь настолько, что не замечаешь, как начинаешь говорить вслух сама с собою, не страшась прослыть сумасшедшей. Да и кто услышит-то? Разве только самый отчаянный смельчак после двух-трех чарок первача решит похвалиться удалью перед девками и подберется к окнам ведьмы, чтобы прижаться потной мордой к щели в ставнях, а потом пересказывать свои выдумки об «увиденных» колдовских делах.
Джасс зябко передернула плечами, плотнее закутываясь в старую шаль. Не помогло. Впрочем, чему удивляться, всю ночь ее лихорадило, не помогло даже лишнее одеяло. И добротный очаг, сложенный по всем правилам, тут был ни при чем, он старался, удерживая тепло долго, почти до самого утра. Виноват сон, пришедший, едва только тяжелые веки Джасс окончательно слиплись. Снилась дорога в горах, крупные хлопья снега, желтый теплый свет жилья, пробивающийся сквозь стремительно наступающую темноту. Словно Джасс смотрела на мир чужими глазами, видящими на порядок лучше, чем это свойственно людям. Коварные сумерки, смешивающие тени и оттенки в неразличимое марево, пред таким зрением были бессильны. Потом мельком приснились какие-то люди, то ли кричащие, то ли поющие. Джасс безуспешно пыталась уловить смысл или различить слова. Без толку. Лилась кровь, падал снег, в голове пульсировала боль, вязкая, зеленовато-синяя, ядовитая. И поверх всего тяжелым грузом лежали беспокойство и страх, давящий, как могильная плита. В древних склепах маргарской знати Джасс навидалась этих чудных произведений искусства, от которых кидало в дрожь. Южане питали прямо-таки противоестественное пристрастие к пышным надгробиям. Джасс трясло. Она не могла никак согреться, точно лежала не в теплой постели, а в пыльном саркофаге, и могильная сырость сочилась и сочилась изо всех щелей, унося последние крупицы тепла и покоя. В последнее время такие сны кераганской ведьме снились как-то уж слишком часто. То мрачные дебри северного угрюмого леса, то скалистые берега Ледяного океана и неистово галдящие стаи птиц, гнездящихся на голых камнях, а чаще всего безумие ночных схваток с неведомыми чудовищами и кровь, кровь на снегу и на камнях. Джасс часто просыпалась в холодном поту с отчаянно колотящимся сердцем и до рассвета уже не могла сомкнуть глаз. Потом целыми днями ходила смурная и злая, работа валилась из рук, и вообще ничего делать не хотелось. Ведьма чуть ли не силой заставляла себя вылезать из кровати, проклиная на чем свет стоит и собственную слабость, и незримые нити, связывающие ее с прошлым. Тоньше осенней паутинки и тверже тангарской стали были они и не желали прерываться, невзирая на время и расстояние. Наоборот, узы становились все крепче, все беспокойнее становились сны, и даже среди белого дня не было ведьме покоя от видений, навязчиво плескавшихся под тяжелыми веками.
От резкого скрипучего звука шагов на пороге Джасс вздрогнула. Она никого не ждала. И тем не менее кто-то настойчиво стучался в ее дверь.
– Входи, мил человек! – отозвалась Джасс и чуть придвинула к себе топор. На всякий случай.
«Мил человек» осторожно толкнул дверь и просунул в образовавшуюся щель острый нос и ярко-голубой глаз. Если судить по этим частям тела, то ему от силы лет девятнадцать сравнялось.
– Здравствуй, бабушка...
– Чего?! – рявкнула ведьма.
Парень, вместо того чтоб отпрянуть назад и броситься наутек, стремительно переместился внутрь дома и замер посредине ведьминого обиталища, как каменное изваяние. Он удивленно таращился на Джасс круглыми глазами. Непогода порядком потрепала гостя, превратив русые кудри в смерзшиеся сосульки, а дорогую подбитую мехом куртку в скрипучую ледяную кольчужку, от которой откалывались грязные кусочки льда и звучно шлепались на пол.
– Девушка, а где бабулька?
– Какая бабулька?
– Ведьма кераганская, – охотно пояснил юноша.
Джасс рассмеялась. Такие истории происходили столько, сколько она себя помнила на этом острове. Верить с первого взгляда, что она и есть кераганская леди, люди, как правило, наотрез отказывались.
– Я и есть бабулька, внучек, – нелюбезно пояснила она.
– Как так?
– А вот так! Не нравится – проваливай. Ищи другую «кераганскую ведьму». Может, и найдешь.
Юноша потоптался на месте, оставляя вокруг себя лужицы натаявшего снега.
– Может быть... вы поможете мне... леди?
– А кто ты таков, гость дорогой? Откуда взялся?
– С Джилло приплыл.
Невелик подвиг, когда ветер попутный, на дворе лето и море спокойно, но в лютую непогоду, в шторм высунуть нос с неприступного Джилло рискнет только отчаянный смельчак, почти безумец. В голубых глазах молодого человек не видать было следов безумия, наоборот, он взирал на мир спокойно и вполне разумно.
– В такую погоду? Вот сумасшедший! Как тебя звать?
– Ильдерим ит-Садред ис-Кирнас, наследник лорда Джиллса, – представился юноша и поклонился.
Джасс ответила сдержанным кивком. Этого еще не хватало. Весьма и весьма сомнительно, чтобы лорд Садред, владетель Джиллс отпустил своего сына в бушующее море, пусть даже и в гости к кераганской ведьме. Значит, что-то там у них приключилось. Что-то нехорошее.
– Отец знает, где ты?
Юноша обиженно фыркнул:
– Я не маленький! Моя «Луноликая» по-прежнему самая лучшая шикка на Агеях!
– Я вижу, что не маленький, а вполне взрослый здоровенный дурак.
– У меня дело важное.
– Важнее жизни?
– Важнее, – серьезно ответил голубоглазый. – У меня невесту приворожили.
Вид у парня был донельзя несчастный и потерянный. Наследник грозных морских лордов, двести лет державших в страхе все северное побережье Вейсского моря, выглядел как мокрая побитая собачонка.
Жаль его, но жизнь и так полна разочарований.
– А я чем тебе смогу помочь? – развела руками Джасс. – Отсушками-присушками я не занимаюсь. Честно скажу, не умею. Зря ты жизнью рисковал, парень, я ведь только в погодах разбираюсь, коврики плету, заговариваю ракушки. Я – простая неученая ведьма, а тебе нужна настоящая магичка.
Под лорденком натекла изрядная лужа талой воды, а, судя по выражению его глаз, должна была стать вскоре шире и глубже. И солонее.
– Врешь ты все! Врешь! Просто не хочешь или цену набиваешь! – С этими словами Ильдерим выдернул из-за пояса тяжелый кошель, да и вывернул его прямо на пол, в лужу. – Вот! Бери все, только помоги.
Однако рановато Джасс начала жалеть юношу. Она тотчас припомнила, как Ириен умел окидывать собеседника морозно-ледяным взглядом, от которого у слабонервных, но чрезмерно горячих дрожали все поджилки, и проделала этот номер с тем же результатом. По испытанному рецепту эльфа пускаться в разговоры при этом не следовало ни в коем случае. Жертва должна была истолковать сей взор в меру собственной фантазии и испытать целую гамму пренеприятнейших чувств.
– Что же мне делать, госпожа ведьма? – Голос юноши резко упал до трагического шепота. – Мне теперь только в петлю и дорога.
Нет, право слово, эльфийские штучки вещь нужная и дельная. Мысленно Джасс поблагодарила обоих эльфов – и Ириена, и Яримраэна, которые щедро поделились с ней когда-то столь нехитрой и полезной премудростью.
