До Хисара ей не доводилось встречать эльфов. Она лишь читала об этом народе в книгах и хрониках, и то в детстве, в Ятсоуне. Она читала о гордыне и надменности, о доблести и непримиримости Дивного народа, и перед глазами девочки вставали закованные в сталь рыцари, нечеловечески прекрасные и не поддающиеся никакому пониманию. Принц оказался иным. Не таким однозначным, что ли? Вечно улыбающегося Унанки тоже трудно втиснуть в привычный канон. И даже ожесточенный Ириен нисколько не походил на книжные образы. Джасс тихонько рассмеялась, когда ей в голову пришла простая и немудреная мысль: эльфы так же, как и люди, бывают разные, и одно лишь причисление к тому или иному народу еще ничего не говорит о том, с кем придется иметь дело. Хэйбор родился человеком, но если бы у него были остроконечные уши и красивые эльфийские глаза, то оллавернский маг запросто переплюнул бы и Яримраэна, и Ириена во всем.
Джасс сидела у Альса за спиной, обняв его за талию. Чтобы волосы не лезли ей в лицо, эльф предусмотрительно заплел их в две косы, обнажив уши. По мнению Джасс, в маленьких мочках хорошо бы смотрелись серьги с жемчугом. Но в отличие от орков, обожающих украшать себя с ног до головы серьгами, кольцами, браслетами и ожерельями, эльф ограничивался либо браслетом, либо кольцом – тончайшим колечком на указательном пальце левой руки. Оно напоминало узкий листочек ксонга, прихотливо свернутый рукой ювелира в трубочку.
Вконец уморенные, полуживые, они добрались до Адоми, что на границе Сандабарского королевства. Маленькая крепость ничего толком не защищала, но была единственным водопоем на многие лиги вокруг, а потому – местом неприкосновенным и почти священным. Невысокая стена, сложенная из необожженных глиняных кирпичей, неровным кругом опоясывала два десятка таких же глинобитных хижин, возведенных в прямой досягаемости от благоустроенного колодца, добротно закрытого от песка, с поилкой для животных. Для путешественников имелся лишь широкий навес без стен. Ленивый тощий чиновник, в гордом одиночестве несший бремя власти, не вставая из гамака, принял положенную пошлину, но от небольшой взятки брезгливо отказался. На что можно потратить деньги в преисподней? На свежие угольки?
Адоми именовали еще Седьмой Точкой, потому что существовало еще шесть подобных крепостей, отличавшихся друг от друга только размерами и количеством чиновников. Чем ближе к столице, тем больше служивых людей. Путь ланги лежал в столицу, и одуревший от жары и лени таможенник взял с них чисто символическую сумму в одну серебряную энитику.
Лошади и люди пили жадно и помногу. Тор умудрился обжечься на солнце, неосмотрительно подставив голую грудь ветру, и теперь у него поднялся жар. Естественно, Мэд и Джасс взяли на себя заботу о тангаре, попеременно делая ему примочки холодной водой с лечебной травой, сорванной хатамиткой по дороге. Если Ириена ее регулярные остановки в зарослях трав чем-то и раздражали, то он помалкивал, оценив по достоинству заботу о Торвардине. Эльф умел быть справедливым, но мало кому демонстрировал эту добродетель. Хатамитки как никто в степи, за исключением орочьих шаманов, разбирались в лечебных травах, поднимая на ноги самых тяжелых больных без капли магии. Степные воительницы, как правило, лишены даже тени магического дара. Как полагал Ириен, в Сестры Хатами девушку приняли только потому, что ее дар оказался слишком слаб и в бою бесполезен.
Тор дрожал в ознобе и бормотал что-то на родном языке, и одного взгляда на него хватало, чтобы понять – ночевать, а возможно, и дневать лангерам придется в Адоми. Проклятое тангарское упрямство. Сколько раз ему говорилось, чтоб закрывал кожу от солнца? Сам Ириен следовал примеру кочевников, с ног до головы закутываясь в широкий плащ-хаву, оставляя открытыми только лицо и кисти рук. Его собственная кожа была не менее тангарской чувствительна к обжигающему солнцу юга.
Эльф не уловил момент, когда задремал, разморенный жарой, точно скатился в густую тень. Однако пробуждение вышло резким, внезапным и даже болезненным. Рука сработала быстрее, чем открылись глаза. Рывок, перекат, косой росчерк стали и... все, вот он уже на ногах.
Закат раскрасил небосвод во все оттенки алого, пурпурного, золотого и лилового, от чего мертвенно- белые стены домов казались нежно-розовыми. Красиво, но где же опасность? Пард смотрел на эльфа с легкой усмешкой, подозревая, что тот стал жертвой кошмарного сна. С кем не бывает? Остальные лангеры бессовестно дрыхли, пользуясь моментом, и только Джасс точно так же напряженно разглядывала небо.
– По-моему, это дракон, – сказала она тихо, подойдя ближе к эльфу.
– Ты тоже чувствуешь? – удивился он.
– Магия дракона сродни магии стихий, – пояснила она. – Он летит с востока.
Они вышли из-под навеса, продолжая ощупывать взглядами небосклон. Драконы жили далеко в море Латин-Сиг, на островах с дышащими дымом горами, и в степь залетали крайне редко. Опасные, прожорливые и очень разумные существа, до сих пор говорящие на лонгиире – Истинном языке Творения, они оставались непобедимыми врагами. Сильнее самого могучего мага любой расы, бессмертные, видевшие еще зарю мира, они внушали почти божественный ужас. Даже в этот миг, пролетая где-то на головокружительной высоте, недостижимый эльфийским взглядом, дракон заставил содрогнуться всякого, в ком имелась хоть капля волшебства. Дракон летел по своим драконьим делам в сторону Великого океана, ему не было дела до крошечных смертных существ, но сердце Ириена что есть сил колотилось о ребра, норовя выскочить из положенного природой места.
– В Храггасе я однажды видела дракона прямо у себя над головой, – прошептала Джасс, провожая глазами невидимую точку на горизонте. – Это... это было, как... как водопад. Да, как водопад Силы.
– Я себе представляю, – не скрывая зависти, сказал эльф. – А вот я никогда дракона, кроме как на картинке, не видел. Какой он был?
Они встретились глазами. Черный агат и текучее серебро.
– Он был багрово-красный, как сгусток крови, прекрасный и сильный. А крылья... крылья были в лиловых разводах, такие широкие, что, казалось, его тень накрыла половину мира.
Он вдруг увидел, как все было, ее глазами. Багряного дракона, желтый городок у самого подножия гор, море со скорлупками рыбачьих лодчонок, бездонный купол небес, высохшие деревья на холме... и еще бешеный восторг тринадцатилетнего ребенка, которому приоткрылась Истинная Сила.
Всепроникающее единство понимания нахлынуло и откатилось, как волна на морской берег. Ее глаза, как два окна, распахнутые в ночь, его глаза, как туманный рассвет над рекой. Невесомое соприкосновение рук. И все...
– Прости, – выдавил Ириен и отшатнулся.
– Ничего.
Словно на одинокий голос откликнулось горное эхо.
Джасс ушла обратно под навес. Проведать, как там Тор, наверное. А Ириен остался стоять. Закат выдался изумительный.
Великая степь неоглядна и подобна небесам, что сияющим куполом висят над ней. Но это совсем не означает, что всякий конный или пеший может пересечь ее вдоль и поперек, как ему, этому конному или пешему, заблагорассудится. Есть в ней места благодатные, кормящие и поящие многие тысячи своих обитателей. Есть места священные, исполненные тайны и божественной благодати. Но есть и коварные ловушки, гибельные и опасные места, где с равным успехом гибли смельчаки и трусы, хитрецы и простаки. Поэтому всякий житель Великой степи знает, что в путешествии надо придерживаться дорог, проложенных в глубокой древности мудрыми предками, которые ведали, что делают, и делали все на благо своим бестолковым потомкам. Словно знали мудрые пращуры, что со временем умы оскудевают, и оставили знаки для грядущих поколений путников, которые указывают самые безопасные маршруты. И все дороги, какие есть в степи, идут от одного путевого камня к Другому. Века сменились веками, знания древних утратились, а путевые колонны продолжают стоять. Древние Руны на них истерлись под воздействием ветров, дождей и солнца, но Сила, заложенная в колоннах при строительстве, осталась нерушимой. Возле путевого камня принято останавливаться на ночлег и без страха разжигать костер. Принято также гостеприимно встречать любого странника, который подойдет к твоему огню, делиться с ним вином и едой. И бывало, что шайка разбойников делила покровительство путевого камня с купеческим караваном без всякого ущерба для последнего. Что, собственно говоря, не мешало им потом догнать купчину в дороге и обобрать до нитки. Времена изменились, разбойники ныне не столь благородны, но шумный веселый парень – ученик законника с письмом из Эззала в Дгелт без всякого страха подвел свою вороную кобылу к большой компании, какую представляла собой Ириенова ланга.
