– Спасибо, Лари. Меня уже пригласили. Очень настойчиво.
Стараясь не сгущать краски, Альс описал свое житье в герцогском замке и причины такого положения дел. Он не скрывал, что не совсем понимает, что происходит и чего ждать от незнакомого чародея. Умолчал Ириен только о самой девочке и ее потенциальных способностях. Маленькая принцесса ни в чем не виновата, и напускать на невинного ребенка стаю одержимых своим искусством магов эльф совсем не хотел. Он чересчур хорошо знал, на что способны носители колдовской мудрости, особенно если им подвернется возможность прирастить силу своего сообщества. Искушение слишком велико, чтобы перед ним устоять.
– Меня волнует только причина столь странного поступка. Зачем этот так называемый Ситири задействовал столь серьезные силы, вмешавшись в области, запретные для большинства чародеев? Игры с судьбой имеют обыкновение заканчиваться плачевно, – заключил Ириен свой рассказ.
– Ты считаешь, что линии судьбы девочки никак не связаны с Норольдом и Одэнной? – задумчиво молвил чародей.
– Это очевидно. Большего несоответствия между телесным воплощением и духовной сущностью я просто никогда не встречал. Так не бывает, Лари, или я вообще ничего не понимаю.
Ириен прошелся вдоль стенного шкафа, между делом рассматривая книжные корешки и ярлычки на коробках для свитков. Большинство трудов так или иначе касались вопросов создания артефактов и накопителей энергии. Интересная и сложная сторона магии, спору нет, но Ролар интересовал Альса не как большой специалист в этой области, а сугубо как человек, знакомый с большинством практикующих чародеев. Это только простым обывателям кажется, будто мир просто кишит могущественными колдунами, как старый пруд жирными карасями. Распространенное заблуждение, и не более. С таким же успехом можно утверждать, что многотысячная армия целиком может состоять из великих воинов и мудрых полководцев, в то время как в реальности дело обстоит с точностью до наоборот. Умный полководец один, толковых командиров не больше двух десятков, опытных воинов, способных правильно исполнить приказ, наберется от силы сотня, а остальные по большей части бестолковое стадо, гонимое на бойню с большими или меньшими потерями. Так что тех из разношерстной братии колдунов, кто обладал серьезной силой и выдающимися способностями, на самом деле было не так уж и много, а паче того умников, умеющих вмешиваться в сложнейшие переплетения судеб. Если Ролар не знал точно, о ком идет речь, то вполне мог догадаться. При условии, если направить его мысль в правильное русло.
– Странное у него имя. Си-ти-ри... Даже не имя, а скорее прозвище, Ситири на староаддале означает Искатель.
– Птицелов, мать его...
– Птицелов? – удивился Ролар.
– Он любит присылать свои послания с говорящими птицами. Мне сегодня посчастливилось поболтать с синим граем. Ума не приложу, где он сумел добыть такую редкую птицу. Их уже, поди, и нет нигде, кроме Дождевых гор.
– Может быть, под именем Ситири скрывается Танквиль из Саффы? Он, говорили, большой мастер в приручении животных, – предположил Ролар.
– Нет, Танквиля я знаю. Он не подходит, – покачал головой Ириен. – Подумай еще.
Ролар пустился в пространное рассуждение о возможностях представителей разных школ, благо выбирать было из чего. Лет пятьсот-шестьсот назад каждый более-менее толковый чаровник стремился основать собственную школу, все вместе вольные маги старались утереть нос ортодоксам из Облачного Дома, а по отдельности строили друг другу козни и всячески пакостили по мелочам, а если везло, то и по- крупному. Дело чуть не кончилось магической войной, но Оллаверн вовремя спохватился и принял упреждающие меры, наученный предыдущим печальным опытом двух таких войн, каждая из которых едва не истребила род людских магов на корню. Особо оголтелых уничтожили, а более податливых купили с потрохами. Потому что самым могущественным из всех заклинаний были, есть и будут деньги, и чем больше сумма, тем сильнее ее «магическое» воздействие. В настоящий момент жизнь теплилась только в четырех школах, носящих имена основных стихий. Кроме названия, Ириен ничего о них не знал и даже не пытался поинтересоваться, чем школа Воды отличалась от школы Земли, но смутно догадывался, что адепты первой не занимались орошением засушливых земель, а адепты второй были очень далеки от обработки почвы лопатой или киркой. У эльфа существовала своя классификация колдунов. Он делил их на две неравные части – на сволочей и выродков. В свою очередь сволочи разделялись на сволочей безвредных и сволочей корыстных. Выродки же бывали помешанные, жадные и наглые. Отдельной строкой стояли волшебники эльфийские, с ними Ириен находился в состоянии непрерывной войны.
– Подожди, Лари, – внезапно прервал рассуждения ритагонца Ириен, уловив за тоненький скользкий хвостик случайную мысль. – Давай попробуем зайти с другой стороны. Меня прежде всего интересуют странности или какие-то особенности твоих знакомых, а также все, что ты по этому поводу слышал. Что-то необычное, что-то очень хорошее или, наоборот, очень плохое, слухи и догадки.
Ролар растерянно почесал в затылке.
– Вроде давних разговоров, что Дис Канегорец предпочитает спать с мальчиками?
– Да, приблизительно.
Ухмылка на лице мага стала прямо-таки издевательской.
– Ну что ж, потом не жалуйся, Ирье, ты сам просил... – предупредил он.
И точно, в течение следующего часа на голову несчастного эльфа вылилось столько помоев, что немудрено было бы захлебнуться в мутном потоке грязных сплетен, вздорных обвинений и гнусных измышлений. И будь у Ириена волосы подстрижены так же коротко, как у Ролара, они бы встали дыбом. Выяснение, что есть правда, а что ложь, заняло бы три эльфьи жизни, а разоблачение – и того больше. Несколько раз Альс едва сдержался, чтобы не выскочить прочь, заткнув плотнее уши, а ведь его мало что могло смутить. Потом девятый вал похабени и преступлений, достойных самого мерзкого бандитского притона, постепенно сошел на нет, и Ролар уже рассказывал о некоторых странностях иных своих коллег. Этого добра тоже хватало. Ириен честно старался разобраться, где диковинные вывихи не совсем здорового разума, где невинные развлечения, а где сокрыта некая тайна.
– У меня такое ощущение, что пришлось искупаться в выгребной яме, – выдавил из себя эльф, когда рассказ был окончен.
– А каково там жить, можешь себе вообразить?
– С трудом.
– И что ты теперь будешь делать со всей этой информацией?
– Буду сортировать. Ты позволишь мне немного поработать здесь?
– Да сколько угодно! А вот и Тимарэт с хассаром.
Женщина внесла поднос со снежно-белыми чашечками из тонкого китантского фарфора, над которыми струился розоватый парок. Терпкий аромат с легчайшей древесной нотой, как и полагается, мгновенно заполнил комнату, выдавая высший сорт заморского продукта. Сделав первый глоток, Ириен зажмурился от удовольствия. Сколько он уже не пил настоящего хассара? Год, два? Видят Светлые боги, все, что варили в дорогих заведениях по эту сторону Вейсского моря, можно смело именовать помоями. Но Ролар и его жена знали толк в приготовлении и питье прекрасного напитка. Пили в полнейшей тишине, прислушиваясь к внутренним ощущениям, наслаждаясь прихотливыми оттенками горечи, переливами терпкой сладости и намеками на маслянистость. Считалось, что хассар бодрит без возбуждения, пробуждая память и обостряя чувства, заставляет по-другому взглянуть на события прошлого и углядеть прозрачные знаки грядущего в тонком узоре настоящего.
– Вы настоящая мастерица, р'ои,[2] – искренне похвалил Ириен.
– Верь ему, Тим, – подтвердил волшебник. – От моего старинного друга похвалы без причины не дождешься, а он выпил целое море хассара.
Тимарэт смущенно улыбнулась.
– Ну, подлинного хассара в этом море от силы наберется на маленькое мелкое озеро, но ваше угощение увеличило его глубину.
– Эк ты загнул. Я вижу, в Маргаре ты поднаторел в искусстве изящных комплиментов. Хотя, что я такое говорю, ты всегда умел сказать женщине что-нибудь милое и приятное.
