здесь будут магистры.
«– Меня зовут Хэйбор из Голала. И я пришел сюда познакомиться с тобой, леди Джасс, – сказал голубоглазый воин. – Ты совсем не хочешь узнать, почему я это сделал?»
– Есть только один способ…
«– Лежи спокойно и ни о чем не спрашивай… Помни, мы рядом и тебе ничто не угрожает, – сказала леди Мора».
– Девушка… – едва слышно прошептал Торвардин.
«Официально браки с другими расами запрещены только у тангаров. В порядке исключения мужчина- тангар может жениться на людской женщине. Женщина-тангарка, живущая с мужчиной иной расы, лишается имени, имущества и детей-тангаров». Имлан. Брачное уложение. Раздел 2: Регламентация брачных союзов.
– Самоубийца, – уточнил эрмидэец.
«– Убийца! Убийца! – кричали невесомые призраки и тянули из песков холодные липкие руки, обвиняя, проклиная, умоляя, прощая…»
– Я попробую кое-что сделать… Это сложно, но я по пробую… Скажи только «да».
«Оставь меня в покое!» – пыталась крикнуть она, но язык не желал подчиняться.
– Скажи – да!
«Не мучай меня, Мэд Малаган! Ты же видишь – я умираю… Ты видишь? Я умираю?.. Нет!»
– Да…
Мэд сразу заподозрил неладное. Уж больно тяжелым показалось ему тело Джасс. Не по- живому тяжелым, подозрительно неподвижным и покорным. И когда они втроем выпали из портала, бывшая хатами так и осталась висеть на его плече бесчувственной ношей. До ближайшего городка ее на руках нес Тор. Опасения не просто подтвердились, они оказались хуже прогнозов. Малаган в очередной раз только подивился бабьей живучести. Мужик бы давно скопытился, а Джасс в беспамятстве продолжала цепко держаться за тонкую ниточку жизни.
Чтобы не мозолить глаза подозрительным уриссцам своим потрепанным видом, решено было найти пристанище в пригороде за городскими стенами. Но крючконосый чужеземец и тангар, да со смертельно раненной женщиной в придачу, не внушали местным никакого доверия. Не расположил к себе честных обывателей даже толстый кошель эрмидэйца. Сочувствием проникся лишь древний старик-травник, чья покосившаяся с одного угла избушка пряталась в глубине густого сада, такого же старого, как и хозяин. Травнику достало только взглянуть на Джасс, чтобы сказать:
– Не жилица ваша девка. День-два – и на погост придется нести.
Тор вскинулся, гневно огрызнулся, но дед остался при своем мнении.
– Я сам одной ногой в царстве Неумолимой, с Куммунгом почти что на «ты» здоровкаюсь. Мне ли не видать Большой Тени Хозяина? – проскрипел травник.
Глаз у деда, как у орка-лучника, даром что человек. Мэд тоже видел Тень, только себе не хотел признаваться. Он выложился полностью, когда пытался остановить внутреннее кровотечение, но особого эффекта его усилия не принесли. Сосуды рвались, как ветхое тряпье. Другое дело, что сдаваться и опускать руки маг-целитель Мэд Малаган не собирался. Оставив Джасс на попечение деда и Торвардина, он отправился на поиски чародейской лавки.
Урисс не чета Ритагону, тут от силы сыщется один-два средней руки волшебника, а уж рассчитывать, что они продают по-настоящему сильные эликсиры и заклинания, так и вовсе нечего. Мэду не повезло вдвойне. Местный колдун не только промышлял исключительно защитными артефактами и к целительству не имел ни малейшего касательства, но и в данный момент пребывал в длительном отъезде.
Дело было вечером, и делать было нечего. Разве только вернуться к отчаявшемуся Тору и, не смея глядеть тангару в глаза, сменить его у постели умирающей.
– Тпру! Куда пошла?
Неказистая кобылка со всей лошадиной ненавистью измывалась над возничим в широком сером кладбищенском балахоне. Сделав несколько шагов вперед, она сдала назад, едва не опрокидывая телегу с невысокими бортами.
– Ах ты, скотина костлявая! Скотобойня по тебе слезы льет. Колбаса недоделанная! Тока оброни мрицу на земь, ужо я тебе! – надрывался возница, лупцуя строптивицу поводьями.
Кобыла снова показала, кто хозяин положения. Телега опасно накренилась, из-под рогож вывалилась белая женская рука. По всему обитаемому миру обронить мертвеца на землю означает дурное предзнаменование. Тот непременно обречен восстать из гроба упырем.
– Животина не привыкла. Боится, – сказал Мэд. – А ты ее хлещешь почем зря.
– Других на конюшне не осталось, вот и пришлось брать какую ни попадя, – устыдился мужик. – А я чего? Мне сказано забрать померлую и в приют доставить.
Малаган как бы из праздного любопытства откинул грубую холстину. Молодая женщина, черноволосая, светлокожая, без видимых примет насилия.
– Траванулась, болезная, от несчастной любви. Шибко сохла по заезжему наемнику, а тот возьми и подайся кудысь за море. А энта дурища на себя руки наложила. Ага!
– И родня ее не забрала?
– Нетути у ней никого в Уриссе. Жила в одиночку, а ляжет в братскую могилу с нищими да бродягами.
На ночь глядя никто не станет заниматься погребением, а на рассвете все будет так, как сказал кладбищенский служитель.
– Тут нет, а где-то, может, и есть семья, отец-мать, а то и детишки.
– Може, и есть кто, но то никому не ведомо, – пожал плечами возница.
– А как звали ее?
– Ты чего полегче спроси, мил человек. Откуда мне знать?
– И то верно, – согласился Мэд.
Пожелав благополучно доставить покойницу, Малаган заспешил домой.
Безымянная самоубийца внешне ничем не напоминала Джасс. Близко посаженные глаза, вздернутый нос, пухлые маленькие губы, округлые щеки. При жизни она, должно быть, считалась красоткой. И вот поди ж ты, из-за любви, из-за какого-то наемника… Ради любви надо жить, а не умирать.
Озарение, постигшее Мэда Малагана, было сродни удару молнии с ясного неба посреди погожего дня.
Видно, Пестрые боги, позабыв о старых раздорах, скинулись в общую копилку чудес и образовали триумвират. Слепая Каийя, Турайф и Сурабай – удача, встреча и искушение накинулись на эрмидэйца, подталкивая его под локти, нашептывая на ухо и подговаривая на рискованную авантюру. Вот и не верь после этого в силу полузабытых богов.
– Ты – безумец! – ужаснулся предложению Торвардин, который смотрел на магию с нескрываемым предосуждением, доставшимся в наследство от чароустойчивых предков. – А если ничего не выйдет и ты убьешь ее?
– Джасс и так умрет, – жестко заявил Мэд. – Не сегодня, так завтра. Пророчество Матери Танян вот-вот сбудется.
– Ты думаешь, если Альс бросился на помощь Сийгину, то вышло, что он предпочел лангу?
– Выходит, что так. Мы с тобой живы, и зуб на откуп даю, что Сийгин с Пардом тоже не так уж плохо себя чувствуют. А Джасс… умирает.
– И ты считаешь, что сделав… Святое Вечное пламя, я даже выговорить это не могу… Ты считаешь, что тогда Пророчество исполнится формально, сила его иссякнет сама по себе?
– Пророчество – штука хитрая… Если хоть один человек искренне поверит в то, что оно сбылось… А еще лучше, если сам Альс… – сказал Малаган и осекся под взглядом тангара, полным ужаса и сочувствия.
– Воистину, Мэд, ты умудрился заложить ростовщику собственное сердце.
Пожалуй, эрмидэйцу стоило обидеться на друга и соратника. А может, и со всей дури дать в рожу. Если бы Торвардин не сказал что-то очень похожее на правду. Как долго еще Мэд сумеет оставаться по эту сторону человечности? Как долго сможет удержаться от последнего шага, превращающего человека в чародея? Каждый, кто получил свою силу во взрослом возрасте, а не вырос вместе с ней постепенно,
