рано ли одному ходить? У вас, у урмаков, вроде не принято? Вы все больше семьями да кланами.
Темьян напрягся: подеста прав. Пока молодой урмак не женится и не родит наследника или наследницу, он, как правило, не покидает родительскую семью. К несчастью для Темьяна, подеста неплохо знал обычаи урмаков.
– Хочу… в армию наняться… денег на женитьбу подзаработать. Пообнищали мы… – забормотал Темьян.
– Ну-ну. А ты, часом, не беглый? Стража тебя не ищет?
– Нет, господин.
Темьян твердо взглянул в глаза человеку, приглашая проверить свою ауру, и тотчас ощутил мгновенное магическое касание, словно к его зрачкам приложили холодные, колючие льдинки. Юноша невольно моргнул, избавляясь от неприятного ощущения. Как он и думал, подеста оказался колдуном, правда слабеньким. Впрочем, если бы Темьян оказался беглым, то метку стражи подеста непременно бы обнаружил.
– Чего же ты здесь застрял, если в армию хочешь? – возобновил допрос подеста. – До столицы всего три дня пути, а там, в гарнизоне Бешеные Псы, лучшего места для урмака и не придумать.
– Да я только на весну и лето в деревню хотел подрядиться, чтобы подзаработать. А к осени уже и в армию.
– Почему ж к осени? Зачем ждать?
– Осенью в армию надо наниматься. Не весной, – убежденно сказал Темьян, глядя на подесту искренне и туповато.
– Тогда зачем же ты из своей деревни-то так рано ушел? Ну и ждал бы дома до осени.
– Я же говорю, господин подеста, в армию хочу. Чего ж дома-то ждать? – Темьяну не оставалось ничего другого, как изображать полного придурка – авось проскочит!
– Так и иди в Бешеные Псы наниматься, – проявил завидное терпение подеста. – Какая разница: сейчас или осенью? В гарнизоне, кстати, и заработаешь больше.
– Не. Я в армию осенью хотел, – заупрямился Темьян и поскреб пятерней белобрысую голову с отросшими до плеч спутанными, грязноватыми волосами. Подумал, не поковырять ли в носу, но решил не перегибать палку.
Подеста поморщился. Но расхожее, в большинстве своем оправданное мнение о тупости урмаков заставило его поверить в искренность намерений Темьяна.
– Ладно, залезай, поедешь со мной. Звать меня будешь «господин Свирин».
Темьян почувствовал, как страшное напряжение начинает понемногу отпускать его. С блаженной, идиотской улыбкой он полез в двуколку. Если бы тот, кто раньше сомневался в ограниченных умственных способностях урмаков, взглянул в эту минуту на Темьяна, он задался бы вопросом, способны ли урмаки вообще соображать. Свирин покачал головой и что-то пробормотал себе под нос.
– Как же так, господин подеста? – возмутился Бродарь. – Я первый его нанял!
– Нанял?! – зашипел Свирин. – Значит, чем работнику платить у тебя есть, а на подать нет?!
– Да он за кормежку подрядился! – завопил прохиндей.
Свирин посмотрел на Темьяна:
– Так?
– Мы о плате еще не сговаривались, – честно ответил урмак и получил яростный взгляд обозленного донельзя Бродаря.
Свирин повернулся к сельчанину.
– Ну смотри у меня! Так и знай – выгоним из селения!
Тут из дома выглянула молодая белокурая женщина, укутанная в старенькую, аккуратно заштопанную шаль поверх чистой белой сорочки и длинной черной юбки. Женщина была свежа и прелестна и очень не сочеталась со старым, неухоженным домом и неопрятным, задрипанным Бродарем.
Свирин смягчился и оправил красивую бороду:
– Поклон прелестной Кайе. Здоров ли был твой сон?
Она покосилась на Бродаря, и брезгливое выражение на миг мелькнуло на ее породистом, отнюдь не деревенском лице.
– И вам здоровья, господин Свирин. – Ее голос оказался возбуждающе музыкален, а глаза лукавы.
– Я за недоимкой приехал, – сказал подеста.
Она понимающе наклонила голову и стрельнула быстрыми синими глазами в сторону Темьяна.
– Говорит, если не заплатим, выгонит из селения, – пожаловался Бродарь красотке. – А где ж денег-то взять?
Женщина нетерпеливо отмахнулась от Бродаря и подошла к двуколке.
– Неужто и в самом деле выгоните, господин Свирин? – спросил ее голос, но глаза и губы сказали совсем, совсем другое, понятное лишь двоим.
Темьян про себя усмехнулся: любовники как пить дать! Из-за нее и терпит подеста" хитрости Бродаря, а тот, скорее всего, знает и беззастенчиво пользуется.
– Да, выгоню, если не станете платить.
Свирин пожирал ее глазами и жарко улыбался. Она бесстыдно ласкала его взглядом в ответ.
Темьяна прошиб пот. Исходящая от этих двоих аура похоти и сладострастия захлестнула его. Темьян громко кашлянул. Красотка и Свирин дружно уставились на него: он – недовольно, она – кокетливо.
– Ладно, Бродарь, даю тебе последнюю отсрочку. Последнюю, так и знай. – Свирин насупился. – Через месяц не заплатишь, отберу дом.
Он хлестнул лошадь, и двуколка резво покатилась по разбитой дороге. Хорошие рессоры мягко гасили толчки, а удобные сиденья предохраняли седалища от неизбежных на такой дороге ушибов.
Впрочем, на центральных улицах селения грязи почти не было, а дорога оказалась выровненной и старательно усыпанной галькой. По сторонам улицы тянулись высокие, ярко крашенные, нарядные заборы с резными воротами. Заборы огораживали огромные участки, поросшие садами. Среди деревьев мелькали крыши двухэтажных, в большинстве своем, каменных домов. Чувствовалось, что селяне – люди зажиточные. Бродарь, вероятно, был неприятным исключением из правила.
– Господин Свирин, а кто эта женщина? – спросил урмак. – Неужели его жена?
– Да нет, Кайя не жена ему. – Свирин вздохнул. – У Бродаря жена совсем другая, скоро увидишь… Тебя как звать-то?
– Темьян.
– Наложница она, Темьян. Ксил Бродарь купил ее в столице. Вернее, в карты выиграл. Ее отец – тот еще тип! – из южных аристократов. Игрок и пьяница. Спустил все состояние, а потом и ее проиграл… Повезло Бродарю: такое сокровище – и даром! Я хотел выкупить ее. И деньги предлагал, и невольников для полевых работ, но Бродарь ни в какую. Знает, плут, что… Впрочем, неважно. Если умный, сам скоро во всем разберешься, а если дурак, то тебе и не надо… Давай о деле поговорим. Я найму тебя в поле вместе с невольниками за плугом ходить. Но это через три месяца, а пока по хозяйству поможешь: амбар подновить, то да се. Платить буду десять медных куаров в месяц. Ну и кормежка моя. Спать можешь в сатторе с невольниками или отдельно – на сеновале. Работать от зари до зари, а вечером… – Свирин посмотрел через плечо на Темьяна. – Вечером будешь драться за деньги. Выиграешь – заплачу еще два серебряных куара за каждый бой. Согласен?
– А с кем драться-то?
Свирин усмехнулся:
– Желающие найдутся.
И желающие действительно нашлись.
Долгими зимними вечерами у селян не было другого развлечения, как собираться в приспособленном для этих целей большом общественном амбаре, пить брагу и смотреть на дерущихся. Конечно, делались ставки, и немалые. Прослышав об этом, в селение стали заезжать силачи из других селений. Изредка – из столицы. Очень редко – урмаки. Правда, летом развлечения затихали – работа по хозяйству высасывала все силы, но весна только начиналась, и Темьян успел застать последние три месяца боев. Собственно, как понял Темьян, и нанял его Свирин именно ради этих боев.
Хозяйство у Свирина оказалось огромное и походило на усадьбу: каменный двухэтажный дом с алебастровыми колоннами в окружении фруктового сада, позади которого имелись многочисленные хозяйственные пристройки, птичий и скотный дворы, конюшня. В собственности у Свирина имелся десяток невольников разных национальностей – апатичных и равнодушных ко всему мужчин, явно усмиренных магией, о чем говорило яркое, не стираемое клеймо на их предплечьях.
Весь день Темьян проработал вместе с троими невольниками – таррединцами. Эти некогда гордые и заносчивые жители юга, ныне лишенные памяти и желаний, напоминали скорее животных, чем людей, но Темьян так истосковался по человеческому обществу, что был рад и им. Они вчетвером чинили полевой инвентарь, перекрыли крышу на конюшне, красили нарядной белой краской стены. Темьян сразу втянулся в работу, наслаждаясь обществом людей – даже неразговорчивые, с оловянными, застывшими глазами невольники вызывали у него восторг и умиление.
Работой руководили сыновья хозяина, Хью и Кост. Старший Хью – беззаботный, веселый зубоскал и любимец местных красоток – принял Темьяна как равного, шутил и подначивал. В отличие от брата, надменный и мрачноватый Кост сразу же низвел урмака до уровня грязного, тупого животного и общался с ним свысока и брезгливо. Темьян от души смеялся над шутками Хью и старался не замечать пренебрежения Коста. Его радость от присутствия людей не могло затмить ничто.
Днем Темьяна покормили вкусным, сытным обедом, приготовленным дочкой Свирина – Лоддой, и он почувствовал себя почти счастливым, отведав впервые за три года настоящий бобовый суп и жаркое с подливкой. Вообще-то невольников кормили на черной кухне, а еду для них готовила толстая крикливая кухарка, но Темьяну оказали честь, пригласив обедать с хозяевами в богато обставленной столовой. Он сидел на резном ореховом стуле за столом с кипенно-белой скатертью, держал в руках ложку с вилкой и ел вкуснейшую пищу из фарфоровых тарелок. Это было так чудесно, что на глаза навернулись слезы. Он украдкой смахнул их, вспомнив свои прошлые трапезы: плохо прожаренное, а зачастую и вовсе сырое мясо, которое он торопливо рвал зубами, пребывая в обличье Барса.
Как оказалось, сам Свирин был вдовцом и души не чаял в дочери. Крепкая, кровь
