Элмара.
— Это их личное дело, ты не находишь? Ты можешь думать, что хочешь, но лучше тебе воздержаться от комментариев. Они между собой разберутся, а ты будешь глупо выглядеть.
— По-моему, я уже выгляжу глупо.
— А кто тебе виноват? — фыркнул Мафей.
Ольге вдруг категорически расхотелось домой. Она представила себе, что, едва они останутся наедине, Артуро поспешит высказать ей все свои соображения, которые не посмел высказать ее высокопоставленным друзьям. И заткнуть его будет невозможно.
— Что поделать? — Она через силу улыбнулась, стараясь хоть немного смягчить ситуацию, переведя все в шутку. — Артуро слишком нормальный для этой компании.
— А тебе бы больше понравилось, если бы я был похож на жениха Эльвиры? — огрызнулся маэстро, не оценив ее попытки. — Жрал наркотики, нес всякий бред и позорил тебя перед друзьями глупыми выходками? Где она только подцепила это недоразумение? Такая достойная дама, красивая, умная, с положением при дворе — и нашла себе хромого наркомана, да еще и моложе ее лет на пять. Ну, чего вы переглядываетесь и хихикаете? Опять мне чего-то не сказали и дурака из меня делаете?
— Может, сказать? — засомневался Мафей.
— Во-первых, король не велел, — с сожалением вспомнила Ольга. — А во- вторых, если мы сейчас раскроем инкогнито маэстро Плаксы, Артуро наговорит еще каких-нибудь глупостей, только противоположного рода…
— А может, намекнуть? Вот ты, Артуро, чей подданный? Мистралии или Ортана?
— Ортана.
— Тогда тебе ничего не будет за то, что непочтительно отозвался о Плаксе. А вот если бы ты был мистралийским подданным — было бы. Только ты все равно постарайся выбирать аудиторию для своих высказываний. Хоть ты и не подданный мистралийской короны, услышит Кантор — набьет морду из патриотических побуждений.
— То есть… — заинтересовался Артуро, — вы намекаете, что этот несуразный господин у себя на родине большая шишка? Именно поэтому он позволяет себе столь фамильярно обращаться с королем и сидеть в головном уборе в его присутствии?
— Не «позволяет себе», — не унимался злорадствующий Мафей, — а «имеет право». И как ты думаешь, что у Плаксы под этим беретом, который он так упорно не снимал?
Судя по выражению лица несчастного барда, до него дошло. Ведь анекдоты о разных ушах короля Орландо уже ходили по всему континенту.
— И его величество еще спрашивает, не хочу ли я вернуться в Мистралию! — Артуро скорбно закатил глаза. — Да ноги моей там не будет!
— И языка тоже.
— Мафей, перестань, — вмешалась Ольга. — Какой ты вредный стал, никогда бы не подумала!
Мало того что противный мальчишка растрепал чего не следовало, так еще и опустил бедного маэстро ниже плинтуса! Мало ей кровной вражды между двумя мистралийцами, не хватало, чтобы Артуро рассорился со всеми ее друзьями!
Последний штрих на упомянутом «опускании» сделал вернувшийся Элмар. Он вежливо попрощался с Артуро и… попросил Ольгу остаться. Так как праздник праздником, но его высочество все же хотел бы провести этот вечер именно так, как намеревался изначально, — вдвоем с Ольгой, за бутылкой вина и задушевной беседой. Несомненно, такой вариант пришелся девушке по душе — еще бы, вместо «разбора полетов» с Артуро поговорить о возвышенном с Элмаром! Однако совесть все же не дремала, и Ольга неуверенно уточнила, не обидится ли Артуро, если она останется.
— Конечно, не обидится! — уверенно заявил Элмар и посмотрел на несчастного барда так, что тот побледнел и торопливо стал прощаться с Ольгой, уверяя, что ничуть не возражает, а, напротив, всегда рад…
Когда же принц-бастард сообщил, что ему грустно и одиноко, Ольгина совесть благополучно успокоилась.
ГЛАВА 6
Зевес моргнув, як крiль усами,
Олiмп, мов листик, затрусивсь.[1]
Утро — это всегда проза. От возвышенной легкости прошедшей ночи осталась только непроходящая нежность, которая, впрочем, всегда одолевала Кантора, стоило ему лишь увидеть Азиль. Насколько радостно было окунуться в юношеские воспоминания и вновь пережить забытое беззаботное счастье, настолько же горьким оказалось возвращение в реальность.
Двадцать седьмой день. Нечетный. Факт, способный испортить самое радужное настроение.
В отношениях с Ольгой никакого просвета. Спасибо дорогому папе, удружил.
Азиль обещала молчать, но когда такое было, чтобы она сдержала подобное обещание?
Король — сволочь. Подставил, как хотел.
«А чудо-то, чудо? — нетерпеливо встрепенулся внутренний голос — Ты же так чуда ждал, нытик несчастный, хоть бы проверил!»
Кантор послал зануду, не стесняясь в выражениях. Можно подумать, он забыл или не догадался! Как же! Мысль о чуде была первой по пробуждении, и проверить было легче легкого, но разговаривать вслух с самим собой, да еще если рядом спит дама…
А если честно, у отважного воина просто не хватало духу проверить.
— Доброе утро, — тихо прошелестело рядом.
Кантор чуть приподнял голову, всматриваясь в сумрак. Он видел в темноте немного лучше, чем обычные люди, но все же очень слабо. Кажется, Азиль улыбалась. Но если улыбнуться в ответ, разглядит ли она? Может, поцеловать… молча…
«Отвечай, трус несчастный!» — поддел внутренний голос.
Кантор собрался с духом и негромко, вполголоса произнес:
— Доброе утро, милая.
Внутренний голос испуганно охнул и благоразумно заткнулся.
— Который час? У тебя есть часы?
Кантор сполз с постели и раздвинул шторы, чтобы разыскать требуемый предмет в карманах разбросанной по всей комнате одежды. Солнце еще не взошло, но свет уличных фонарей проник в окно, позволив разглядеть окружающую действительность и выяснить, что еще только половина пятого.
Азиль выскользнула из-под одеяла и потянула со стула платье.
— Я пойду посмотрю, как там Элмар. А ты спи, еще рано.
— Спасибо. Я лучше пойду домой.
— Что-то не так?
Азиль замерла, встревоженно всматриваясь в его лицо и силясь разглядеть
