сколько схваток я провел за свою жизнь? У тебя даже оружия нет, да мне и стыдно будет сражаться против ребенка.
– Придется,– скривила губы Эвелина.– Я знаю правила вызова, пират. Победитель выполняет просьбу побежденного. Мое условие – освобождение островитян. Если я проиграю, то ты немедленно покинешь Лазурь и не причинишь никакого вреда здешним обитателям. Я поплыву с тобой по доброй воле. Если выиграю я – ты отпускаешь всех.
Среди пиратов раздался дружный смех, но Эвелина, ни капли не смутившись, продолжила:
– Ты вправе отказаться, но твое имя окажется покрытым позором. Испугаться ребенка, да еще с ножом вместо меча – неслыханная трусость, не так ли?
– Хорошо,– согласился Штамир после минутного замешательства.– Будь по-твоему. Такая дерзость должна быть награждена. Пусть призом будет свобода этих людишек. За тебя я все равно получу много больше. Но учти, мое первое действие после победы – будет порка солеными розгами!..
Эвелина кивнула в знак согласия. Штамир сделал знак своим людям, и островитян расковали очень скоро. Освободили и колдунью, та медленно проковыляла к своим собратьям по несчастью, держась за ушибленное плечо. Девочка взирала на это без малейшей тени сомнения. Она знала, что мужчина не рискнет преступить древнейшего ритуала схватки. Иначе уважение команды будет утеряно, и несчастья постигнут корабль изменника.
– Штамир,– окликнул кто-то своего капитана,– дай ребенку меч. Пусть все будет по-честному. Ты же не хочешь, чтобы удача и милость Младшей Богини отвернулись от тебя.
Девочке бросили оружие. Эвелина крепко обхватила эфес и не без труда оторвала его от песка. Даже среди островитян послышались смешки – настолько нелепо выглядела фигура ребенка против мускулистого и поджарого пирата, уверенно сжимавшего свой меч. Лишь колдунья крепко зажмурила глаза и молилась четырем стихиям о благополучном исходе схватки.
– Прости, если пораню тебя,– ухмыльнулся Штамир и пошел вперед.
Девочка с трудом увернулась от его первого наскока. Она не рисковала подставлять свою хрупкую надежду на спасение под удар пирата, прекрасно понимая, что не ей соперничать с ним в силе. Эвелина танцевала под палящими лучами солнца, вновь и вновь уходя от атаки соперника.
Но вот Штамиру надоела игра в кошки-мышки. Опытный фехтовальщик, он без труда провел обманный замах и выбил оружие из рук ребенка. Пират иронично поклонился своей сопернице, но ребенок, перекатившись, снова вскочил на ноги, сжимая в левой руке нож. Капитан вскинул бровь, дивясь ее настойчивости. Впрочем, уже через миг ему пришлось пожалеть о потере бдительности. Раздался свист рассекаемого воздуха, и его щеку пронзила неожиданная и резкая боль. Не веря своим ощущениям, Штамир поднял руку и недоверчиво вытер лицо. Рукав рубашки тотчас окрасился красным. Взревев, словно раненый зверь, он пошел на обидчицу. Быть помеченным – кем? Несмышленышем? Ребенком, впервые увидевшим оружие? Какой позор для непобедимого пирата! Проучить девчонку, проучить немедленно и жестоко. Чтобы другим неповадно было…
Эвелина, помертвев от ужаса, наблюдала за приближением гибели. Не уйти от зверя в человеческом облике, не скрыться… Нет спасения…
Словно пойманная в силок птица, забилась в виске маленькая жилка. Зачесалось горло, жутко захотелось пить. Незнакомые, чуждые и жуткие слова рождались у нее в груди. Замер весь мир, застыл напротив Штамир в потоке раскаленного полудня, с уже занесенным над беззащитной головой мечом. Он был злом, величайшим злом за всю ее маленькую и скучную жизнь…
И кто-то неизмеримо более могущественный и гораздо древнее, чем сама Лазурь, пришел к ней на безмолвный призыв о помощи. Будто столп света вырвался из глаз Эвелины, сжигая все преграды на пути. Бесцветное пламя охватило пирата, пожирая его широко распахнутый в неслышном крике боли рот, проникая серебристой змеей в глазницы, обнимая все тело. В полной тишине погибал пират, от нестерпимого жара немо трещали его кости, превращаясь в кучу золы, жарилось мясо, чадящим дымом устремляясь вверх.
Выдохнув последние струйки возмездия, Эвелина медленно осела в темноту небытия.
Колдунья плакала. Горе стало постоянным ее спутником за последние несколько дней. Беда сопровождала старуху во всех хлопотах по дому. Хотя какие хлопоты? Лишь молча сидеть у постели метавшейся в беспамятстве девочки, периодически плотнее укутывать худенькое тельце, которое колотил жестокий озноб, да шептать беспомощные слова заговоров, разом утратившие какую-либо целебную силу.
Эвелина принесла страшную жертву во имя спасения островитян. То неведомое возмездие, в пламени которого погиб пират, теперь медленно пожирало девочку изнутри. Нет, ребенок не сдался. Он из последних сил цеплялся за жизнь, боролся со смертью отчаянно, с вызовом. Напрасно. Эвелина медленно угасала. И не было на Лазури средства, чтобы спасти ее.
Как тяжело видеть страдания близкого человека. Если бы можно поменяться с ним местами! Колдунья умоляла Богов сжалиться над ребенком, даровать ему хоть надежду на существование… Безответно.
Мрак небытия глядел из глаз Эвелины в те краткие мгновения, когда она приходила в себя. Девочка не стонала и не жаловалась. Она хрипло дышала, каждым вздохом рискуя захлебнуться в лающем кашле. Колдунья не знала, какой приступ окажется последним для ребенка, когда Эвелина окончательно сдастся. Но краткие мгновения передышки между волнами безумия все сокращались и сокращались. И девочке все сложнее становилось приходить в сознание.
Островитяне помогали колдунье, кто как мог. В дом на окраине поселка они не заходили, стыдясь, видимо, смотреть на мучения той, кого так долго презирали. Зато у порога старуха ежедневно находила скромные подношения жителей Лазури. Кто-то жертвовал семейные обереги, чаще – откупались едой.
Черствел дарственный хлеб. Некому было преломить его за здравие умирающего ребенка. У колдуньи кусок в горло не шел. А талисманы возвращались хозяевам. Разве может помочь благословение, дарованное другому, в борьбе с чужими проклятиями?
Старуха горестно вздохнула и насторожилась. Надавила на уши неожиданная тишина. Охнув, она поспешила к постели девочки. Неужто не уберегла, не удержала ее хотя бы на грани перехода?
Эвелина спокойно лежала, вытянувшись по струнке под скомканной, пропитанной потом простыней. Быстро-быстро шептали что-то непонятное обескровленные долгой безуспешной борьбой губы, а глаза так и бегали под плотно прикрытыми веками. Старуха нерешительно взяла ребенка за исхудавшее запястье, проверяя пульс. Сердечко билось рывками, то замирая, то пускаясь в бешеный скач, но все-таки билось.
Вдруг девочка резко выдернула руку. Тяжко застонала. Колдунья метнулась за травяным настоем. Пусть малая, да подмога.
– Исполняй свое обещание, ведьма! – Громкий голос заставил старуху подскочить на месте, опрокинув на пол запотевший кувшин с целебным отваром. Крынка, жалобно звякнув, разбилась. Не смея поверить собственным ушам, колдунья обернулась. Эвелина все так же лежала на кровати, но губы ее шевелились будто против воли, что создавало комичный, а оттого еще более пугающий эффект. Да и вряд ли девочка могла говорить так отрешенно и властно.
– Ты обещала мне! – Неведомый собеседник явно гневался.
– Что… Что я обещала? – заикаясь от испуга, спросила колдунья.
– Спаси мою дочь.– Эвелина еще раз застонала. На этот раз тихо и жалобно, как плачет несправедливо обиженный ребенок.
– Если бы это было в моих силах,– быстро забормотала старуха, оправдываясь.– Я бы все отдала во имя девочки.
– Врешь,– жутко улыбнулась Эвелина.– Ты даже не в силах вспомнить, в чем поклялась мне тринадцать лет назад на берегу океана.
– Эльза? – тихо прошептала колдунья.– Но как?
Эвелина с горловым клекотом захрипела. Выгнулась и заколотилась в припадке. Потом медленно осела. Старуха кинулась к ней. Обтерла влажным прохладным полотенцем пышущее жаром тельце, запрокинув голову ребенку, насильно влила сквозь стиснутые зубы пару глотков травяного настоя. По большей части тот пролился на шею Эвелине, но колдунье хотелось бы верить, что хоть часть лекарства попала по назначению. А потом старуха села и крепко задумалась. Действительно, ребенок попал в беду. И не было на
