пролетело незаметно. По традиции за сутки перед испытанием ученики прекращали всякую подготовку и не брали в руки инструменты, пока «судьи» не явятся, чтобы оценить работу будущих мастеров. Испытания проводились в мастерской цехового старейшины. Кроме меня и Михала свое личное клеймо готовились получить еще четыре подмастерья.
– Хорошо бы формы еще раз проверить! – неожиданно проговорил за едой Михал.
– Иди ты по Краю! – в шутку послал я приятеля. – Проверять инструмент перед экзаменом – плохая примета.
– Но я же не инструмент, я формы…
Мне и самому до смерти хотелось сбегать в цех, куда еще утром я отнес заранее приготовленную форму, материал для опоки и все необходимое для завтрашних работ, но я подавил неразумный порыв. Все было не единожды проверено в предыдущие дни, нечего суетиться попусту.
Не дождавшись ответа, Михал доел свой ужин и позвал:
– Пойдем спать, что ли.
Я с готовностью поднялся, мы и так засиделись, а перед испытанием стоило как следует выспаться.
Чтобы стать мастером, недостаточно научиться гнуть золотые колечки или отливать простенькие сережки на радость юным горожанкам. Каждый из нас должен был собственноручно выполнить сложную пустотелую отливку, а затем доработать и отполировать ее до готового изделия. Я вон в свою хотел еще и камни вправить.
Когда отец пришел будить меня на рассвете, я уже успел проснуться и даже одеться. Наскоро выпив горячей тофры,[2] отправились к мастерской мэтра Урфино, старейшего и влиятельнейшего ювелира в нашем квартале, а значит, и во всем Каннингарде.
Не стану описывать, как проходило испытание, скажу сразу – я потерпел неудачу. Может, тому виной неверно рассчитанная форма или недостаточная температура металла, только когда я выбил отливку из опоки, оказалось, что на месте лица у моей девы-перевертыша уродливая каверна. Проходивший мимо экзаменатор, следивший за тем, чтобы каждый из претендентов на звание самостоятельно выполнял все операции, огорченно прицокнул языком. «Слишком сложная композиция – не для литья, и стенки чересчур тонкие…» – заметил как бы про себя.
Я сжал зубы и попробовал насколько возможно исправить собственные огрехи. Но ни искусно припаянная серебряная проволока, ни золотистые топазы не могли до конца скрыть брак. Изуродованная подвеска легла на стол перед экзаменаторами. Цеховые судьи думали долго, или это мне так показалось. Их вердикт оказался неожиданно мягок. Незаслуженно мягок!
– Ты неплохой мастер, Раэн, – похлопал меня по спине мэтр Урфино. – Только самонадеянности много, а опыта – мало. Говорили же тебе старшие, выбери отливку попроще!
Я с подобающим случаю выражением благодарности на лице выслушал его слова и речи экзаменаторов, вручавших новым мастерам, в том числе и мне (как ни удивительно), долгожданные клейма, но потом постыдно сбежал, оставив отца и Михала принимать поздравления.
Следующим утром проснулся непривычно поздно. Если честно, вообще вставать и начинать новый день не хотелось. Но часа за два до полудня в прихожей зазвонил колокольчик. Мать, заговорщически улыбаясь, ввела в гостиную Хильду.
– Здравствуйте, мастер Раэн, – с преувеличенным почтением присела передо мной юная банкирша. – Не соблаговолите ли прогуляться со своей скромной подружкой на ярмарку?
Я поморщился, услыхав из чужих уст звание, которого не считал себя достойным. Хотел отговориться делами или усталостью, но взглянул в чистые, лучащиеся искренней радостью глаза и передумал. Незачем портить настроение Хильде из-за собственных неприятностей. Не ее вина, что у горе-жениха руки растут из задницы!
– Пошли.
Чтобы собраться, много времени не требовалось. Надел теплый шерстяной кафтан неброского темно- коричневого цвета. Подумав, добавил к поясу ножны с кинжалом. Отец подарил мне его еще перед поездкой в Карс. Вообще-то я вполне мог бы, как какой-нибудь дворянин, носить на поясе меч. Еще предшественник Его Светлости Ги-Васко даровал эту привилегию кузнецам и ювелирам, иначе им попросту невозможно было бы доставлять свой товар заказчику. Но в том-то и дело, что я ни в коем случае не желал походить на знатного господина. Закончив с гардеробом, предложил Хильде согнутый локоть.
– К вашим услугам, госпожа банкирша.
Вообще-то с Хильдой приятно прогуливаться даже по ярмарке. В отличие от большинства девушек, при посещении торговых рядов ее не охватывает необоримая жажда скупить все, на что упадет взгляд. Возможно, тому причиной, что она с детских лет не знала отказа ни в чем. Как бы то ни было, но только моя нареченная не бросалась с жадностью перебирать тряпки и безделушки на прилавках у купцов. Она у меня вообще была девушка чинная и разумная. Полагаю, я получал куда больше удовольствия, делая ей подарки, чем она – принимая. Но к сегодняшнему дню, точнее, к сегодняшнему моему настроению это не относилось.
– Это тебе, – неловко сунул я в руки девушке злополучную подвеску, про женитьбу и вовсе не обмолвился. Не слушая изъявлений восторга и благодарности, потянул за собой на улицу.
Рыночная площадь шумела на тысячи голосов. Разрумянившиеся торговки зимними яблоками зазывали покупателей к прилавкам. Протяжно выкликал названия своих товаров коробейник, гоготали в садках откормленные гуси, звали друг друга потерявшиеся. Где-то веселил народ гудочник, звонкие переливы его гудка вплетались, словно в песню, в многоголосый гомон. Один я молча брел, погруженный в понурые мысли: где я ошибся, отчего металл застыл не так, как следовало?
Впереди замаячила ведущая к Новым воротам Каретная улица, народ вливался в нее с Рыночной площади, словно вишневый компот в бутылку. В узком горлышке то и дело возникал затор, но по- праздничному веселый люд добродушно терпел давку. Позади на площади послышались совсем другие, тревожные крики. Мой рост позволял взглянуть поверх большинства голов, но все, что удалось рассмотреть, так это пики пробирающихся между торговыми рядами стражников. В верхней части древка, чтобы сразу отличить стражей порядка, были прикреплены ярко-желтые значки. Люди вокруг тоже стали оборачиваться. «Не иначе, карманника ловят», – высказал предположение бородатый мужичина, проталкивающийся с площади впереди меня. Соседи тут же принялись проверять кошельки.
