– Приятного вам аппетита, – скромно пожелали из угла.
Илиодор обернулся и обомлел. Я сама чуть не завизжала утром, когда увидела сестрицу в предрассветном полумраке. Кость, в отличие от гороха, переваривалась в ней значительно медленней. В первую очередь в Ланке отчего-то проявился скелет, который, хвала Пречистой Деве, к вечеру оброс бледной плотью, только вместо глаз и рта еще видны были черные провалы, бледными тенями колыхалась одежонка. Утром я упала с кровати, позорно заорав:
– Чур меня!
Сестрица захныкала, заведя капризным голоском:
– И ты туда же, Маришечка.
– А что, ты еще кого-то обрадовала своим видом? – зыркала я на нее из-за ножки стола. Она мелко закивала, вздрагивая плечами:
– Я Сергуне хотела сюрприз сделать, в щечку его тихо чмокнуть…
– Надеюсь, он не околел?
Ланка зашлась в рыданиях, из чего я сделала вывод, что Серьга не околел, но сказал наверняка много неприятного.
– Ты в зеркало на себя глянь, чучундра.
Ее визг стал бальзамом на мою дущу.
Теперь Илиодор таращился на привидение, разевая рот, как рыба, и делал странные движения левой рукой.
– О! – обрадовался Митруха и, хлопнув рядом с собой по стулу, радостно предложил: – Ла… тьфу, присаживайся… Бася, – и, обернувшись к новому хозяину, объяснил: – Покойница местная, тоже утопленница. Вы на нее внимания не обращайте, она к нашей Муське частенько в гости заглядывает. – И Митруха ткнул в мою сторону вилкой. Илиодор как завороженный уставился на маринованный грибочек.
– А почему ТОЖЕ утопленница? – глухо переспросил он.
Пантерий ожесточенно почесал в своей кудлатой голове:
– Эх, барин, вы ж сегодня столько баб утопили! Щас они косяком пойдут. Сначала, конечно, по домам, ну а потом к вам наведаются с укоризной. Это хорошо, что вы кошку взяли, она вас им душить не даст, – и тут же сурово глянул на Ланку, уплетающую блинчики с вареньем: – И ты не смей, хозяин у нас хороший, вон кормит, поит, о кошке заботится.
– Ну если о кошке… – умилилась Ланка и оскалилась черным беззубым провалом рта, да так, что даже у меня крышечка очередного судка выпала из лап.
– И их всех надо будет кормить? – замороженно поинтересовался Илиодор, наблюдая, с какой скоростью привидение уплетает блины.
– Еще чего! – возмутился Пантерий. – У нас закрома не бездонные, одну накормили – и хватит.
А я решительно пододвинула под нос Илиодору кастрюльку, с укоризной глянув на красавца. На ее дне, сиротливо свернувшись, лежал сырой обезглавленный пескарь, всем видом давая мне понять, что вот это и должен быть мой ужин. Ланка заквохтала, давя смех, а Пантерий с укором пробасил:
– Хозяин-хозяин…
Дверь скрипнула, на пороге появился Мытный. Осторожно сунув нос в щель, он поинтересовался:
– Трапезничаете? – ничуть не удивляясь наличию за столом кошки, привидения и недоросля с бутылью в руках.
– Да вот как-то… – стеснительно пожал плечами Илиодор.
– А ко мне, знаете ли, тоже просители пришли, – с какой-то непонятной интонацией произнес Мытный, – требуют, чтобы я нашествие покойниц остановил.
Сашко, Васек и Серьга до самого утра честнейшим образом прятали ошалевших от пережитого малгородских прелестниц. Тех, кого черт бросал через плечо в ночь, в списках Ведьминого Круга не числилось, и их разбойнику и рекрутам пришлось отпаивать вином, для чего они в Купчине разорили аж два кабака. Потрошение происходило следующим образом.
В кабак заходила глупо улыбающаяся Зюка и становилась на пороге, жамкая в одной руке цветастый платочек, а в другой – непонятно для чего сунутую Серьгой косу. Всех посетителей, включая самого кабатчика, вмиг словно ураганом выносило из помещения, в которое вслед за Зюкой являлись с ревизией наши молодчики. Оцепеневшие от общения сначала с егерями, а потом с чертом, бабы поначалу не желали пить вина, пугаясь и сцепляя зубы. И уступали, единственно, столкнувшись взглядом с решительно настроенной Маргошей, которая, в отличие от парней, не скупилась на оплеухи.
К утру дело пошло на лад. И бабы упились до такой степени, что начали горланить песни. К обеду стали неуправляемыми, а после полудня начали разбредаться как стадо, в зависимости от характера, желая либо рвануть домой, выплакаться на плече милого, либо немедленно пойти и надавать боярскому щенку по мордасам.
Малгород же меж тем стенал и вопил. Немалое количество жаб, как ни странно, утонуло в Шалунье, а те, что были спасены, не поддавались ни наговорам, ни целованию. «Опечатанные» бабы тихо плакали, слоняясь по улицам, мужики безудержно пили, все более распаляясь и готовясь к драке. Вдруг посреди Купчина нестройно завопил пьяный хор, в котором угадывались голоса недавних утопленных ведьм. Удивленный народ сунулся на перекрестье главных улиц Купчина и в ужасе замер: пошатываясь и поводя вокруг мутными взглядами, стройными рядами из ниоткуда возникали ведьмы и, радостно скалясь, начинали тянуть руки к народу. Народ недолго думая дунул прочь и заперся по домам. Так что, пока Илиодор с Мытным решали, где искать Ваську, город держал осаду. Покойницы ходили вокруг своих домов и выли на разные голоса, швыряясь палками и камнями в окна, угрожали:
– Яшка, кобель блудливый! Открывай, душу выну!
