— Знаю.
Кровь уже засохла и превратилась в жесткую корку, и сие ощущение мне было решительно неприятно. Но трогать лицо руками было больно. Я и не трогал.
— За что тебя взяли? — спросил здоровяк. — Бродяжничество?
Рассудив, что в таком состоянии я все равно не засну, я снова сел, привалившись спиной к холодной тюремной стене.
— Убийство, — сказал я.
— Понятно, — на лице здоровяка не отразилось и тени удивления. — Твои друзья успели убежать или их тоже убили?
— Я был один.
— И кого ты уложил?
— Одного парня. Это была самооборона.
— Так это он на тебя напал?
— Вроде того.
Здоровяк пожал плечами, давая понять, что и не такое возможно в этом странном мире. Наверное, я не очень похож на типа, способного кого-то убить. Учитывая, что в будущем мне предстоит бросить вызов на смертный бой самому опасному человеку в нашем мире, это не очень радостная новость. Хотя о будущем бое с Гаррисом можно уже не беспокоиться. Вряд ли у меня осталось так много этого самого будущего.
— Я Густав, — сказал здоровяк.
— Джим, — представился я. — А тебя за что?
— Конокрадство. Пытался увести коня с постоялого двора. Беда в том, что хозяин коняги вошел в конюшню очень не вовремя. А там и конюхи подоспели…
— Понятно, — сказал я, лишь бы что-то сказать для поддержания беседы. — А этот парень… — я кивнул в сторону всхлипывающего доходяги, и голова отозвалась на это движение новым приступом боли. — С ним все нормально?
— Вряд ли, — сказал Густав. — Его сожгут на рассвете.
Он сказал это бесстрастным, лишенным всяческих интонаций голосом. Словно речь шла не о человеческой смерти, а о чем-то совершенно обыденном, что случается каждый день. Меня же это известие шокировало. Наверное, потому что в тот момент я осознал, что в одно прекрасное утро и сам могу оказаться на месте этого бедняги.
— За что? — только и смог спросить я.
— По подозрению в хранении колдовских книг.
— Так он волшебник?
— Нет, — сказал Густав. — Его подозревают в том, что он хранил колдовские книги. Если бы его подозревали в том, что он волшебник, ему бы переломали ноги, отрубили бы пальцы на руках и вырвали язык, чтобы он ничего не мог наколдовать. А так его просто сожгут.
Странное дело.
Я видел, как Гаррис убил Белого Рыцаря. Всего около часа назад я и сам отправил человека на тот свет. Но вид молодого парня, приговоренного к жестокой казни на рассвете, обреченного на смерть и знающего об этом, поверг меня в неописуемый ужас.
Наверное, это было особенно страшно из-за неотвратимости события. Ожидание смерти хуже самой смерти, как говорят.
Белый Рыцарь погиб в бою. Нил тоже. Они сражались, действовали, и у них были шансы победить, пусть в случае с Белым Рыцарем эти шансы оказались призрачными. Но все же они были.
Здесь и сейчас для этого парня не было никаких шансов.
И тут меня посетила подленькая мысль.
Этот парень имеет отношение к волшебству. А мне нужен волшебник.
Какие шансы, что я подберусь на столь же близкое расстояние к кому-то еще, кто тоже имеет отношение к волшебству? Учитывая, что я сижу в тюрьме, шансы не очень большие.
Конечно, парня сожгут на рассвете, и ему нет ровным счетом никакого дела до моих проблем, но ведь можно же попробовать. А вдруг…
Вдруг он сможет подсказать мне что-то, способное помочь мне с моей проблемой… Или хотя бы расскажет, как можно найти настоящего волшебника.
— Ему повезло, — сказал вдруг Густав. — Во время допросов он чокнулся. Сейчас он даже не осознает, что с ним происходит.
Да? А чего ж тогда он всхлипывает? Или просто чувствует приближение смерти, пусть не рассудком, но на каком-то другом уровне…
— Давно? — спросил я. Это был бестактный вопрос, и я презирал себя за него, но не спросить все равно не мог.
— Кто знает, — сказал Густав. — Он и раньше-то был не слишком разговорчив. А последнюю неделю провел вот в этой позе. Даже не ест почти ничего. Только пьет воду и скулит.
Пожалуй, нет никаких шансов на то, что он мне поможет. Что ж, зато я не буду чувствовать себя последним негодяем, доставая своими вопросами приговоренного к смерти.
— Как его зва… зовут? — спросил я.
— Кларенс вроде бы, — сказал Густав. — Впрочем, я в этом не уверен.
С этими словами здоровяк растянулся на своем тюфяке и повернулся к стене.
— Ты задаешь слишком много вопросов, парень. — Я далеко не сразу сообразил, что голос доносился из того угла, где лежал труп. — Лучше подумай над тем, что ты будешь говорить, когда местные инквизиторы начнут задавать вопросы тебе самому.
Мне хотелось уточнить, что конкретно он имел в виду, однако тон его замечания ясно дал мне понять, что дальнейших разговоров он вести не собирается.
Что ж, Джейме, сегодня ты научился еще одной житейской мудрости. Если кто-то выглядит как труп, пахнет как труп и ведет себя как труп, это еще не значит, что он на самом деле является трупом.
Я лег на тюфяк, стараясь не вспоминать свою постель в Весеннем дворце.
Но все равно так и не смог заснуть до самого утра.
Кларенса сожгли на рассвете.
Он не сопротивлялся, когда палачи забирали его из камеры, и безропотно пошел вместе с ними. Место для казни находилось во внутреннем дворе тюрьмы, и спустя полчаса после ухода Кларенса наших ушей достиг дикий, исполненный боли и агонии крик, вырвавшийся из его глотки, когда огонь начал пожирать его тело. А потом еще и ветер изменился…
Запах горящих сырых дров и жареного мяса еще долго не выветривался из нашей камеры, забивая обычный тюремный смрад. И так же долго предсмертный крик Кларенса стоял у меня в ушах.
ИНТЕРМЕДИЯ
Из-под двери кабинета пробивалась тонкая полоска света.
Сестра Ирэн слегка приоткрыла створку и заглянула внутрь, император сидел за своим рабочим столом и изучал какие-то бумаги.
— Заходи, — сказал Гаррис. — Я скоро освобожусь. Она прошла в комнату и
