— А чего ко мне-то пришел? — Альк выставил ногу, не давая годовалому ползунку перебраться через порог и кувыркнуться с крыльца в грязь. Поглощенные ужином родители ничего не замечали, положившись на Хольгу, которой якобы полагалось хранить безвинных детей. Богиня выполняла свои обязанности спустя рукава, ребенка в кормильню принесли уже с синяком на лбу. — Дружков мало?
— Дерешься здорово, — честно сказал наемник. — А дело серьезное. И опасное.
— Какое?
Сива неожиданно замялся.
— Только ты это, не смейся, — предупредил он.
— Я похож на весельчака? — буркнул белокосый, приподнимая малыша за шиворот и разворачивая в другую сторону, седьмой раз за эту лучину. Ребенок радостно взвизгнул и, как жук, пополз в обратном направлении.
— Ты похож на саврянина, — прямо брякнул наемник. — А у вас, говорят, ничего святого нет.
— Есть, — злорадно сказал Альк. — Озеро в Тишопских горах, где, по преданию, Хольга перед браком купалась, а теперь неверных жен в мешках топят, чтоб заодно и наказать, и грех смыть.
Но Сива вовсе не пытался его задеть. — Я к тому, что… — Наемник набрал побольше воздуха и скороговоркой выпалил: — В общем, прошел слух, что на дальнем жальнике беспокойники завелись. Саврянин фыркнул.
— Ну вот, — обиделся Сива. — Так я и знал!
— Я не верю в беспокойников.
— Вот и отлично! А наши мужики — верят. Потому и отмахиваются.
Альк задумчиво поскреб подбородок. Подвоха со стороны Сивы он не чувствовал, но дело казалось не слишком хорошим. Точнее, смазанным каким-то, путники о таком говорили — «до развилки».
— Расскажи подробнее.
— Тут в Ямах два жальника, — оживился наемник. — Новый, за холмом, и старый, тоже за холмом, но за другим, подальше, возле речки. Хоронят на обоих — на ближнем приезжих, а на дальнем местных, он у них более почетным считается. Последним там мельника зарывали, две недели назад — дурная смерть, странная. Вечером здоров был, вовсю на подмастерьев орал, а утром жена проснулась — уже остыл, и лицо синее.
— Сердце, — равнодушно бросил Альк. — Докричался. Сива кивнул:
— Так и думали, покуда он по ночам вылезать не стал, по плотине ходить и в ставни скрестись. Подмастерья уже после второго раза разбежались. Вот мельничиха и плачется: скажите ему, чтоб оставил меня в покое, три злата заплачу.
— Просто сказать?
— Да, но, подозреваю, ему это не понравится.
— Хм. — Саврянин обреченно развернул настойчивое дитя в восьмой раз. — Ну можно было 6 прогуляться, когда кормильня закроется… Заскочу только домой, сабли возьму. Хоть и не верю я в эту чушь, да и надобности в напарнике не вижу. Не боишься, что я сам работу выполню, а с тобой делиться не захочу?
— Поделишься, — уверенно сказал Сива. — Иначе позавчера отобрал бы у меня весь кошель.
Наемник просидел в кормильне до самого закрытия, неспешно потягивая пиво, и даже помог Альку выпроводить последних гостей. Те при виде двойного набора кулаков решили не искушать судьбу, покорно рассчитались и ушли-уползли.
Где саврянин живет, Сива не спрашивал — успел узнать от служанки, а та от кого-то из соседей тетки Ксюты. Напарники в молчании пересекли погруженную во мрак пустошь, поднялись на холм, усыпанный светлячками-торговцами, и уже подходили к дому, когда наемник не выдержал:
— Отдай мне сабли, а? На кой они тебе, ты ж все равно их не носишь! Небось и рубиться на них толком не умеешь.
— Я на всем умею.
— Так если тебе без разницы, давай на мечи махнемся! — Сива вытащил из-за спины клинок, крест- накрест рассек воздух. — А? Они парные, у меня дома второй лежит.
Альк косо глянул на меч:
— Новодел. Сабли получше будут.
— Еще бы. В Болотных Сельцах выкованы, из местного железа, — тоскливо сказал наемник. — Я их десять лет таскал, они мне как талисман на удачу были.
— Что ж ты, — буркнул саврянин, — с талисманами на людей кидаешься?
— Так разозлился сильно! — с досадой признался Сива.
— Вот и таскай следующие десять лет мечи, — отрезал Альк, отворачиваясь.
— Ну и хрен с тобой, — надулся наемник. — Жлоб саврянский.
— Растяпа ринтарская. — Саврянин под лай соседских собак распахнул калитку. У тетки Ксюты тоже был пес, но совсем еще щенок, равно ластившийся к своим и чужакам. Хозяйка его даже на ночь в доме запирала, чтобы не свели.
Рыска, как всегда, не спала: сидела с ногами на постели и что-то вязала при свете лучины, клюя носом. При виде незнакомого человека девушка встрепенулась, уронила клубок с коленей и поспешила натянуть на них подол.
— Ночь добрая, — вежливо сказал Сива, глазея на девчонку в легком домашнем платьице и гадая, родственница она саврянину или подружка.
Альк заглянул на печь, похлопал по ней рукой:
— Где мои сабли?
Наемник болезненно поморщился.
— Я в ларь убрала. Ой! — (Саврянин без околичностей приподнял крышку вместе с Рыской, сунул руку в щель и за ремень вытащил ножны с оружием.) — А зачем они тебе?
— Беспокойника пойдем ловить.
— Что?!
— Мы быстро, — мрачно заверил ее Альк.
Сива скептически хмыкнул в кулак. Саврянин обвесился ножнами и уточнил:
— А чего там копаться, либо мы его, либо он нас.
— Альк, не смей! — Рыска вскочила, давая наемнику возможность попялиться на ее босые крепкие ножки от колена и ниже. — Я… Я тебе запрещаю!
— Ха-ха. — Белокосый повернулся к двери и нос к носу столкнулся с Жаром, как раз вернувшимся с полуночной службы в молельне.
Впитавшиеся в рясу благовония за дорогу выветриться не успели и волной растеклись по кухне. Сива машинально начертал перед лицом знак Хольги, потом опустил руку ниже и сделал то же для Сашия.
— Вы это куда? — мигом насторожился вор.
— На жальник, за беспокойником, — чистосердечно ответил наемник «духовному лицу». — Благослови, уважаемый!
— Пошли уже! — Альк раздраженно подтолкнул Сиву к порогу. — Этот тебя так благословит, что лучше б кто проклял.
Жар, к ужасу подруги, не только не попытался помешать саврянину, но и заблестел глазами, затрясся, как взявшая след гончая.
— Я с вами!
— Еще чего не хватало! — возмутился Альк, но чужое мнение в этом доме не уважал не только саврянин.
— Рыска, где освященное масло? — зашарил по полкам парень. — Ну то, что я вчера в горшочке принес?
— Ой, — смутилась девушка, — а я им утром кашу заправила… Что ж ты не сказал, что оно освященное?! Я б для праздника приберегла или если заболеет кто!
— А, ладно, у меня тут еще кой-чего есть, даже лучше! — Жар подергал себя за рясу, и стало заметно, как отвисают карманы, будто набитые камнями. — От беспокойников самое то должно быть! Хотя на всякий
