веселенькое и всем — а не только хуторянам — понятное…
Тут Рыска заметила девочку лет семи, прижавшуюся к самому помосту и росточком едва ли с него. Бедно, но чистенько одетая, гладко причесанная, а на конопатой, обращенной к сказительнице мордашке такое восхищение, что грех обмануть ожидания.
— В одной… — Рыска сразу поняла, что говорить надо намного громче, почти кричать. — В одной маленькой веске жила-была девочка, круглая сирота…
Толпа притихла, как дикий зверь, завороженный человеческим голосом. Можно было уже не так рвать глотку, изобразить и хрипатое лесное чудище, и визгливую бабу…
Первой шутке сдержанно улыбнулись, вторая заслужила несколько смешков, а потом словно снежный ком с горки сорвался. Чем охотнее отзывались на байку люди, тем искусней становилась рассказчица. Обилие народа уже не смущало — напротив, наполняло вдохновением, как птичьи крылья ветром. Рыска больше не стояла столбом: махала воображаемым мечом, скакала по помосту за корову, «чаровала» скрюченными пальцами за злого колдуна и за него же падала на колени, моля добру девицу не убивать его, почти совсем раскаявшегося…
Тем временем великий мудрец — видать, привлеченный громовым хохотом — вернулся и встал у помоста, внимательно слушая. Вокруг него тут же образовался почтительный кружок.
—…и вернулась она домой с победой. — Девушка закончила и выпрямилась, переводя дыхание и убирая с мокрого лба выбившиеся из косы и налипшие прядки.
Восторженный рев толпы стал Рыске лучшей — но не единственной наградой. Не успели отзвучать хлопки, крики и свисты, как по помосту застучали монетки. Одна подлетела к самым ногам сказительницы, и девушка, нагнувшись, подобрала ее и сжала в кулаке. Вот оно счастье — получать деньги за то, что умеешь и любишь больше всего!
Кто-то швырнул и тухлое яйцо, расквасившееся о доски и запачкавшее несколько монет, но это почти не омрачило Рыскиного торжества. Жар, невесть когда присоединившийся к зрителям, расторопно стянул шапку и начал собирать в нее выручку. Даже из яичной лужи не побрезговал вытащить.
— Еще, еще! — одобрительно орали вокруг. — Что там дальше с девкой было-то? А корова так и ускакала?
Воодушевленная Рыска не прочь была продолжить, но тут на помост степенно, по ступенькам, поднялся мудрец Невралий. Зорко осмотрелся, гася шум, как ворвань волны, и мягко, по-отечески обратился к благоговейно уставившейся на него девушке:
— Очень, очень похвально, милая. Язык у тебя хорошо подвешен, да и история забавная, необычная. У тебя определенно есть дар сказительницы, и немалый…
Рыска зарделась, чувствуя себя так, будто сама Хольга спустилась с небес, дабы похвалить ее за праведную жизнь.
— …поэтому мне больно глядеть, как ты растрачиваешь его впустую, — со вздохом закончил мудрец.
— Где ж впустую? — опешила девушка. — Вон как мне хлопали! Боль… Не меньше, чем вам, — деликатно поправилась она.
— Верно — потому что ты говорила то, что они хотели услышать, — грустно укорил мудрец. — Шуточки, прибауточки, герои даже перед боем друг друга поддразнивают… Пена на волнах истины.
Рыска по-прежнему ничего не понимала.
— А разве это плохо? Мне нравится веселить людей, им нравится смеяться, все довольны…
— Девочка! — в праведном возмущении воздел руки сказитель. — Свинья тоже довольна, когда ей чешут пузо. Людей же надо не развлекать, а увлекать! Пробуждать их разум, заставлять задумываться о вечном, просвещать и прививать мораль!
— Но это же была сказка, — растерянно пробормотала Рыска. — Разве она не может быть просто доброй и веселой, чтоб люди хоть ненадолго забыли о своих бедах?
— Настоящий мастер, — мудрец нравоучительно поднял палец, — не должен растрачивать талант на такую ерунду. Если ты не будешь работать над собой, он уйдет, как вода сквозь пальцы, оставив в горсти только избитые шуточки, над которыми не станут смеяться даже самые преданные в прошлом слушатели… И тогда ты наконец захочешь сотворить истинный шедевр красноречия, но уже не сумеешь и с горя повесишься на вожжах в коровнике.
Рыске показалось, что ее щеки превратились в два угля, пышущие жаром на три шага вперед. Как это — ерунда?! Да она в детстве только такими сказками от «вожжей» и спасалась! Девушка хотела возразить, даже слова половчее друг к другу в уме пригнала, но тут мудрец все с той же благожелательной улыбочкой ткнул пальцем в монетку, которую Рыска безостановочно крутила в пальцах, и заметил:
— А ты нервничаешь, девочка! Значит, сама чувствуешь, что неправа.
Это было так подло и обидно, что ответная речь застряла у Рыски в горле, а взамен из глаз брызнули слезы. Ну конечно, она нервничает: незнакомый город, первое в жизни выступление, беседа с таким великим и уважаемым человеком… Но какое отношение это имеет к предмету спора?! А вокруг ехидно захихикала толпа — та самая, что минуту назад так горячо ей рукоплескала. И начала поддакивать: верно- верно, куда тебе, весковой синичке, до благородного журавля. Самодовольное лицо мудреца поплыло у Рыски перед глазами, в ушах зазвенело.
Доски под ногами дрогнули: на помост вскочил еще один человек. Подошел к Рыске со спины, вежливо оттеснил ее в сторону и, широкой улыбкой призвав собеседника к вниманию, выдал длинную витиеватую фразу на саврянском языке.
Похоже, оный входил в число известных мудрецу одиннадцати, ибо сказитель потрясенно разинул рот, но им не воспользовался.
Альк улыбнулся ему еще раз, отвесил ироничный поклон и, ухватив девушку под локоть, свел с помоста и потащил сквозь толпу. Вслед им понесся многоголосый гогот, но над кем — непонятно.
— Что ты ему сказал? — Рыска неуверенно упиралась и оглядывалась, но саврянин неумолимо тянул ее прочь с площади.
— Да так, всего понемножку. О прелестях юной самки коровы, резвящейся на весеннем лугу после сытного обеда. О долгом и извилистом пути, который, несомненно, приведет уважаемого собеседника к исполнению его тайной мечты. О совершенстве ствола тополя, чья форма идеально подходит для…
— Альк!!! — наконец осенило Рыску. — Ты что, обложил мудреца матом?!
— Вообще-то я собирался оттягать его за бороду, — с сожалением признался саврянин, — но ради праздника решил проявить вежливость и тактичность.
— Ты с ума сошел! — Рыска остановилась. Альк — нет, и теперь девушка ехала башмаками по гладкой брусчатке, как волокуша за волом. — Это же великий мыслитель, он старше и мудрее нас, вместе взятых!
Саврянин жалостливо покосился на спутницу:
— Рыска! Этот тип мудрее тебя лишь потому, что лучше треплет языком! А нес он полную чушь, облекая ее в красивые выспренние слова.
— Мы должны вернуться и извиниться! — настаивала девушка. Она даже попыталась сесть на землю, но оказалось, что ткань штанов скользит еще лучше, а протирается в разы быстрее. К тому же саврянину одобрительно засвистели и заорали из окон какие-то пьянчуги: «Так ее, потаскушку! Ишь строптивая какая попалась!»
— Мы? — Альк, мерзавец, показал им победно согнутую руку.
— Хотя бы я!
— Чтобы он снова начал над тобой издеваться?
— Слово нужно побеждать словом, а не кулаком!
— А я что сделал?
— Я имею в виду — мудрым словом!
Переулки надежно погребли вид на площадь, и Альк наконец остановился, выпустил Рыскино запястье.
— Мудрость рождается в споре равных, а это было избиение младенца, да еще на потеху публике. Такие велеречивые узлы безнадежно распутывать, их можно только хорошенько рубануть.
— Но толпа…
