вбитом в косяк гвозде.
Чужаков заметили далеко не сразу. Хотя те вовсе не пытались прошмыгнуть за спинами суетящихся слуг, а, закрыв дверь, принялись с важным видом расхаживать между жаровнями, заглядывая в котлы и под крышки шкварчащих сковородок.
— Что господам угодно? — наконец спохватился главный кухарь, не переставая помешивать утробно булькающее варево, выглядевшее так, будто его один раз уже съели. Пахло, впрочем, вкусно.
— Господин Шарак попросил меня помочь в розысках негодяя, оскорбившего его гостий. — Альк опустил правую руку, прикрывая ладонью отсутствующую крысу. — Он подозревает, что это кто-то из кухонных слуг.
— Что вы, господин путник! — обиженно выпятил немаленький живот кухарь, успевший получить нагоняй и от хозяина замка. — Да я сам готов придушить мерзавца, осквернившего мое искусство!
— Пресветлая Богиня осуждает лжецов, — мягко упрекнул Жар.
Возмущенный до глубины души (или, по меньшей мере, желудка) пузач поспешил осенить лоб Хольгиным знаком. Варево мигом засосало выпущенную ложку, и кухарь с причитаниями заскакал вокруг котла, пока помощник спешно искал ему новую.
— Что ж, — громко сказал Альк, — давайте теперь осмотрим двор.
И уверенно направился к двери, возле которой стояли аж два стражника. Обмершая Рыска судорожно вцепилась Жару в рукав, но между охраной у главного и заднего выхода действительно была разница. Этим вменялось следить, чтобы слуги не вынесли из замка половину снеди, под выдуманными предлогами бегая во двор и пряча добычу в укромных уголках. Бегать-то пускали, но тщательно обшаривали.
При виде путника, мольца и благородной дамы стражники растерялись не меньше кухаря.
— Кто-нибудь чужой через эту дверь заходил? — грозно спросил Альк, захватывая инициативу.
— Нет, господин путник, — залебезили тсецы, подмятые командным тоном саврянина.
— А сами не отлучались? — продолжал допрос белокосый, буравя их подозрительным взглядом.
— Только по очереди, господин путник!
— Хм… — многозначительно уронил Альк и, небрежным жестом велев страже расступиться, вышел во двор. Жар с Рыской поспешили следом. — В замок после начала приема кто-нибудь въезжал? — Саврянин, прищурившись, поглядел на ворота. Там ярко горели факелы и тоже стояла охрана.
— Не видели, господин путник!
— Плохо.
Стражники позеленели, но путник наконец оставил их в покое и решительно направился к воротам, не иначе задавать головомойку тамошнему караулу.
По дороге Альк снова подцепил Рыску под локоть, и к выходу из замка они подошли с совсем иным видом.
— Госпожа пожелала прогуляться вокруг замка, — благодушно сообщил он тсецам.
— В зале страшная духота, — доверительно пожаловался Жар.
Ближайший стражник поглядел на бледное личико дамы, на запруженный каретами двор, где свежего воздуха тоже было негусто, и, сочувственно кивнув, приоткрыл одну створку.
— Мы ненадолго, — пообещал вор, для пущей достоверности беспокойно уточняя: — Вы же нас запомнили, правда? Назад впустите? А то у нас тут и карета, и оружие… и торт скоро должны подать!
— Впустим, впустим, — ухмыльнулся тсец. Молец с чувством его благословил.
Дав спутникам выйти, Альк напоследок обернулся — и столкнулся взглядом с господином Полтора Клинка, как раз вышедшим на широкое замковое крыльцо.
Шарак уставился на саврянина так, словно узнал убийцу своей любимой коровы. Наглость путника до того его огорошила, что Альк успел как ни в чем не бывало скрыться в арке, когда хозяин замка наконец опомнился и заорал:
— Хватайте этого белокосого!!!
Пока стража осознала приказ, прошло еще несколько драгоценных мгновений. Жар, у которого опыта по внезапной смене планов было побольше, схватил Рыску за руку и, петляя между стоящими на площади каретами (в замковом дворе, как оказалось, все не поместились), нырнул в ближайший переулок. Там, грызя сухарь, скучал парнишка с коровами. При виде наемщика он встрепенулся и сурово цыкнул на Милку, чесавшую бок о стену.
— Спасибо, друг! — Жар выхватил у пастушка поводья и тут же сунул их Рыске: — Влезь на Милку и стой здесь!
— Спасибо можешь себе на память оставить, — солидно пробасил паренек.
Вор с усмешкой швырнул ему обещанный сребр и помчался обратно к воротам, на ходу вытаскивая меч из-под рясы.
О булыжник возле ноги Алька цокнула стрела, но лучнику дали по шее свои же: на саврянина уже налетала стража.
Вместо того чтобы встретить ее лицом к лицу, белокосый, напротив, наклонился, словно нарочно подставляясь ближайшему тсецу. Тот без малейших угрызений совести рубанул его поперек хребта и изумленно вскрикнул: меч со звоном отскочил. В следующий миг саврянин выдернул оружие из ослабевшей от неожиданности руки и развернулся ко второму тсецу. Звон клинков, неуловимое движение — и мечей у Алька стало два.
— Ну? — злорадно поинтересовался он, так раскручивая клинки, словно его руки принадлежали разным бойцам и обе были правыми (точнее, в случае Алька — левыми).
Тсецы попятились, растерянно переглядываясь, — но от замка уже спешила подмога, сразу расходясь веером, чтобы взять белокосого в кольцо. Оно почти сомкнулось, когда из расщелины переулка летучей мышью вынырнул Жар в развевающейся рясе, с разбега ударил одного из стражников плечом и сшиб с ног.
— Меч! — заорал саврянин вместо благодарности.
— Еще в зубы?!
— В…!!!
— А, — сообразил Жар и, упав на колени, засунул руку Альку под камзол. Саврянин слегка наклонился, чтобы вору было сподручнее вытаскивать клинок, и раскинул руки с мечами, готовясь защищать обоих. Но со стороны зрелище оказалось столь впечатляющим, что на время чудесной добычи меча из… из-под камзола тсецы оцепенели с открытыми ртами. Разом обретя гибкость и проворство, саврянин метнулся влево, вправо, расшвыривая врагов, в то время как Жар сунул краденые мечи подмышки, а пальцы в рот и пронзительно засвистел.
На площади начался переполох: дремлющие возницы встрепенулись, поняли, что происходит что-то неладное (уж не война ли с Саврией началась?!), и дружно хлестнули вожжами. Две кареты тут же врезались друг в друга, из-под колес с визгом вывернулась бродячая собака. Одному тсецу тоже пришлось отскочить, чтобы его не зашибло, а бездоспешные, более поворотливые Жар с Альком, напротив, кинулись под самые копыта, разминувшись с ними на какой-то волос. Пока стражники, рыча от досады, огибали карету, беглецы шмыгнули за другую, а оттуда в переулок, где тсецы застали только несколько свежих лепешек навоза.
— В погоню!!! — вне себя от ярости орал Шарак, сбегая по лестнице. За схваткой он, как и положено военачальнику, наблюдал со стены и прекрасно видел, как саврянин с дружком вскочили на коров и дали деру. Прекрасная незнакомка была с ними и подол платья совсем не по благородному плескал на ветру, открывая ножки по самые ягодицы. Конечно, разглядеть их в темноте господин наместник не мог, но воображение услужливо дорисовало, подбросив в костер гнева вязанку ревности. Вот мерзавка, а он на ней почти женился!
Рыске было не до подола и даже не до ягодиц. Гонка по темным, узким и извилистым улочкам могла в любой миг обернуться кувырком через голову, а с учетом разбитой мостовой — и вместе с коровой. Позади нарастал, дробился и множился топот, крики: П-п-пошла! Держи крыс! Не уйдут!!! Погоня не то чтобы приближалась — коровы у стражи и беглецов были одинаковые, — просто угодила в лабиринт каменных домов, плодивший живучее эхо.
— Лови-и-и! — неожиданно поддержал Жар.
Альк глянул на него как на идиота, потом вдруг понимающе ухмыльнулся и тоже заорал:
