предложенную тему как за повод еще немного оттянуть неминуемый момент расставания.
— Ах да… Там все просто. Если у родителей разные типы обращения, то дети наследуют какой-то один. Судя по тому, что мы выяснили, у нас в семье идут оборотни стихийные, без привязки к определенному животному. Птица, дикий хищник, собака… Значит, Кондратьевы бастарды унаследовали наш родовой тип, и вторая ипостась им могла достаться какая угодно, независимо от того, какая у них мама и во что обращается папа. Вот поэтому бурундуки.
— Ваше высочество!
— Да, мэтр… — по привычке откликнулся Мафей, с огорчением понимая, что заветные слова, которых они так избегали, сейчас скажут за них. Впрочем, у них еще будет достаточно времени на бесконечное прощание — не отправит же он девочку одну, не будучи уверен, что она прибудет по назначению, они отправятся вместе, а в квартире Виктора их никто не побеспокоит. Только мгновение спустя до него дошло, что, отвечая на зов, он имел в виду совсем другого мэтра, и если бы не безличное обращение…
— Вы отправили домой юную барышню?
— Я… сейчас как раз… мы прощались…
— Прошу вас поторопиться с прощаниями, так как сейчас нам понадобятся все доступные телепортисты.
— Да, конечно… а что случилось?
— В порт Васкевичи прибыл эгинский флот. И мистралийский тоже. Часть беженцев нужно перебросить в столицу, часть разместить по стране, словом, работы предстоит множество.
— Сию минуту, мэтр. — Мафей торопливо спрыгнул с лавки, и спустя несколько секунд эльф и ведьмочка уже стояли в знакомой пустой квартире, еще хранившей следы недавней уборки.
— Ну… вот и все… — грустно произнесла Саша, не поднимая глаз. — Но ты же еще появишься? Правда?
— Да, конечно…
— Давай, я буду приходить сюда по четвергам, как в прошлый раз. В то же время. У нас столько невыясненных вопросов осталось…
— Я обязательно приду.
Они опять умолкли, стоя друг напротив друга и беспомощно опустив руки.
— Ну, я пошла…
— Ага… — Мафей понял, что сейчас она развернется и действительно уйдет, а он так и будет ломать голову, проклинать свою нерешительность, сожалеть о подозрениях и вновь подозревать, обзывать себя трусом и до конца дней гадать — все-таки да или нет? — Саша, подожди…
— Что? — Она с готовностью вскинула взгляд, словно надеялась, что сейчас вдруг обнаружится что-то важное, что окажется важнее державной нужды в телепортистах и позволит задержаться еще на минутку.
— Ты ведь видела моего наставника, мэтра Вельмира?
— Да.
— Ты учуяла, чего он боится?
— О, очень много чего. Но дядя Макс запретил мне об этом даже думать под страхом конца света. И я поклялась.
Мафей огорченно выругался, пожалел, что не умеет так хитро обходить клятвы, как кузен Шеллар, и немедленно вспомнил один из способов, коему сам был свидетелем.
— Тогда не говори. Я сам скажу. И если ошибусь, ты скажешь, что я говорю глупости. А если нет — можешь просто промолчать. Это не касается государственных тайн и судеб миров. Это личное. Только мое.
Саша заинтересованно прищурила один глаз, словно прицелилась.
— Ну, давай.
— Он боится, что я его узнаю. То есть что узнаю в нем другого человека, которого знал раньше.
— Нет. А должен бояться?
— Ну, если бы мои догадки были верны…
— Ты подозревал, что он не тот, за кого себя выдает? Что он не настоящий? Шпион или что-то в этом роде?
— Нет. Просто… он временами так напоминает моего пропавшего наставника… Другого наставника… Что у меня закралось подозрение, будто это один и тот же человек.
— А в этом есть что-то действительно страшное? Для него?
— Вряд ли… О, проклятье, ты имеешь в виду…
— Именно. Твоя проверка ничего не доказывает. Он может не хотеть быть узнанным, может стыдиться своего обмана, но не обязательно должен бояться. Ну что страшного случится, если ты прав и ты его разоблачишь? Ты его никогда-никогда не простишь?
— Что ты! Прощу, конечно. И даже не обижусь, если у него есть действительно серьезные причины скрываться даже от меня.
— Вот-вот. Ему будет перед тобой неловко, стыдно, но ничего страшного не случится. А я, к сожалению, чувствую только страх. Хочешь, мы попробуем вместе разобраться? Ты мне расскажешь подробнее, и подумаем…
— Да, конечно. Только сейчас мы не успеем, меня ждут…
— Значит, завтра?
— Завтра четверг?… Да. В то же время.
Глава 7
Униженно виляя задами, они побежали в Город Дураков, чтобы наврать в полицейском участке, будто губернатор был взят на небо живым, — так по дороге они придумали в свое оправданье.
На правую руку Повелителя жалко было смотреть.
Вопреки опасениям проштрафившихся братьев наместник не приказал казнить всех на месте, не учинил скандал, не попытался кого-нибудь покалечить и даже для порядку не поинтересовался, как, по их мнению, он должен теперь докладывать Повелителю.
Он молча слушал покаянные стенания брата Аркадиуса, созерцал склоненную голову брата Чаня, не замечал дерзких реплик вампира и честно хромающего по кабинету Шеллара, и похоже было, что бедняга просто потерял дар речи. Он даже не шевелился — с самого начала разговора как обхватил руками гребни, так и сидел до сих пор.
Шеллару столь неестественное поведение демона не понравилось сразу, а по прошествии четверти часа начало и вовсе вызывать опасения. Он оставил свои театральные упражнения, на которые все равно никто не обращал внимания, и присел к столу, поближе к брату Аркадиусу, дабы в удобный момент пнуть его под столом и, воспользовавшись паузой, выставить страдальцев вон. Но это не понадобилось.
Едва ритмичный стук, сопровождавший шаги советника, прекратился, Харган встрепенулся и наконец оторвал взгляд от безутешного хина.
— Пошли вон, — глухо проговорил он, уставившись теперь почему-то на говорливого первосвященника, отчего тот подавился очередной фразой и умолк. — Уроды убогие. Ошибки природы.
Первым сориентировался брат Константин, как и подобает профессионалу, — резво вскочил, одновременно ухитрившись отдать честь, и в мгновение ока уже был у двери. Брат Чань отстал от него всего на пару секунд, ибо ситуация требовала на прощанье поклониться, не теряя достоинства. Почти одновременно с ним шагнул к двери дисциплинированный вампир, за которым с отрывом в несколько секунд последовал глава ордена. Брат Павсаний несколько замешкался, поскольку его толстый зад застрял между подлокотников кресла и бедняге потребовалось приложить некоторые усилия, чтобы не унести кресло на
