достойным.
— Так почему же она… — не понял Вилли.
— Она заочно влюблена в ваше величество, — пояснил я, — так что мы решили пойти ей навстречу и разрешили подменить официантку.
— Но раз дама занимает столь высокий пост, — приосанился Вилли, — наверное, стоит пригласить ее к столу?
— Я и сам хотел просить ваше величество об этом, — потупил глазки я.
— Ах, оставьте, генерал, эти церемонии для публики! Вы же знаете, для друзей я Вилли. Так где же она?
— Ну кузен Вилли совсем пропал, — заметил Гоша, когда по окончании ужина Татьяна увела Вильгельма показывать предназначенные ему покои, а мы с Гошей пошли в правое крыло, где были наши комнаты.
— Не так чтобы пропал, — уточнил я, — но попал хорошо и, главное, своевременно. Ведь связь с Татьяной он афишировать совершенно не собирается. Помнишь, как детально он про секретность расспрашивал? Так что можно будет трактовать участившиеся визиты в Россию как нам удобнее… А они точно участятся, больно жирно ему будет, если Танечка начнет в Берлин ездить. Так что теперь скорой войны с Англией можно не опасаться, даже если мы малость и обнаглеем. Одуванчику хочется перед уходом из Индийского океана посмотреть, чем кончится поединок трех торпедных катеров с легким крейсером, благо там погода сейчас стоит просто замечательная. Мне тоже интересно, а ты как, санкционируешь?
— С кем он воевать-то собрался?
— С «Аполло». Догнать его эта посудина не может, но сильно мешает работать — из-за него Паша уже двоих перспективных клиентов упустил и потому глубоко обиделся…
— Ладно, таких корабликов в Гранд-Флите много, от потери одного не обеднеют, так что я не против. Надеюсь, они не днем на него попрут?
— Разумеется. Тем более что у Паши в эскадре есть два совершенно уникальных типа — братья Аматуни. Наверняка генетическая мутация, ночью как днем видят. Паша с ними уже давно работает…
Вместо запланированных двух дней кайзер пробыл у нас четыре, и вовсе не из-за перегруженности официальной программы или особой остроты переговоров. С точки зрения сопровождающих его лиц, последние два дня он провел исключительно в беседах с государственным канцлером — про Татьяну они были совершенно не в курсе. А на публике Вильгельм показывался редко и всегда в моем обществе. Кстати, при расставании он шепнул мне, что двойник генерала Найденова произвел на него впечатление и по возвращении домой он тоже попробует таким образом расширить свой ближний круг.
К тому, что я не могу в такое время надолго отрываться от расследования, кайзер отнесся с полным пониманием. Да и начхать ему было, с двойником или с оригиналом он прогуливается для восстановления сил, ведь была еще ждавшая его Татьяна.
Результатом наших бесед стало решение о совместной постройке в городе Кольчугино алюминиевого завода и гидроэлектростанции. Кроме того, скоро должна была приехать рабочая группа для написания текста российско-германского договора о сотрудничестве в области промышленности и иных сферах деятельности. А Татьяна при вручении пленки-фотоотчета твердо сказала мне, что по крайней мере до следующей встречи кайзер будет буквально считать дни, ибо если это не так, то ее надо гнать поганой метлой за полную утерю квалификации. Но тут, по-моему, она малость ошибалась — не дни, а часы до встречи будет считать Вилли! Кому как, а мне это было видно невооруженным глазом.
Итак, Вилли все же улетел в свою Германию, а я теперь летел в свой Георгиевск. Хотелось надеяться, что это мой последний полет на «пересвете» — до чего же надоел, зараза, своей тихоходностью, неповоротливостью и тупостью в управлении! Единственное, что у него не отнимешь, — садиться на нем можно буквально куда угодно. Да, но мне куда угодно, как правило, вовсе не надо! А надо на аэродром… вот он, кстати, уже подо мной. Только как-то он странно выглядит…
Я присмотрелся. В конце полосы собралась какая-то толпа, точнее, две. Между ними можно было рассмотреть что-то красное. А это еще что? У въезда на территорию, такое впечатление, собралось вообще куда больше народу, чем проживает в Георгиевске.
— КДП, что у вас происходит? — поинтересовался я у дежурного командно-диспетчерского пункта, на всякий случай уходя на второй круг.
Ответ пришел не сразу, видно, диспетчер подбирал слова. Наконец он родил:
— Вас встречают…
— Доложите как положено! — рявкнул я. Видно, подействовало, потому как теперь я услышал исчерпывающий ответ:
— По решению мэра Георгиевска назначена торжественная встреча вас, как героя войны и почетного гражданина города. — Во дела! И когда это Георгиевск успел обзавестись почетными гражданами? — Комендант аэродрома пропустил мэра и его окружение в количестве десяти голов. Кроме того, у конца ВПП находится аэродромный оркестр.
— А красное — это что?
— Ковровая дорожка.
— Почему она упирается в какую-то квадратную хреновину?
— Это трибуна с микрофонами. Динамики выведены на ворота КПП.
— Заранее предупреждать надо было! — «Тогда двойника бы взял, — подумал я. — Или, по крайней мере, речь загодя сочинил бы…» — Ладно, иду на посадку.
После того как оркестр сыграл «Прощание славянки», на трибуну влез мэр Михеев и сообщил, что основатель города инженер Найденов, генерал, герой и канцлер, сейчас скажет несколько слов своим землякам…
Ко мне подбежал смутно знакомый молодой человек из информбюро и сунул в руки какую-то бумажку.
— Это что? — с подозрением спросил я.
— Ваша речь…
— Да вашу ж мать! — возмутился я.
«…Мать… мать… мать…» — повторило эхо от динамиков на воротах.
Я оттеснил мэра от микрофона и продолжил свое выступление:
— Дорогие сограждане, это я не вам. Это просто общие впечатления и соображения о предстоящей организации встречи. А устроена она будет так. В девять вечера приходите в Приемный парк. Двести наиболее достойных поместятся в конференц-зале, остальные и в парке все услышат, будет трансляция. Опять же в парке приятнее будет слушать мою речь под пиво, в зале ведь не дадут… Так что до вечера! Сейчас, извините, мне отдохнуть надо, все-таки восемь часов за штурвалом, а я уже не мальчик, к сожалению…
Мне вообще-то надо было не столько отдохнуть, сколько послушать доклады и вникнуть в обстановку.
В общем, встреча с народом вроде бы прошла неплохо. Я даже не стал пытаться говорить пафосную речь — ну не мое это совершенно! — просто начал с того, что перечислил уже погибших на той войне летчиков, двадцать четыре звания и фамилии, и попросил почтить их память минутой молчания. Потом коротко, в своей манере, рассказал, как мы там жили и как воевали. И под конец историю, случившуюся незадолго до нашего отбытия и в пересказах стремительно распространившуюся по Ляодунскому полуострову.
Было решено завести на аэродроме в Чалиндзе пару коров, чтобы они, значит, парное молоко давали летчикам дежурной смены. Коровы находились около консервного завода, в Хуицаинзе (при этих словах
