картельных активистов распалялись о непомерных акцизных сборах на безымянские продукты, а пьяненький чиновник кивал и втихую потешался над крикунами, вместо того чтобы вникнуть в суть претензий.
Я обошел суетливую группу сторонкой, за колоннадой. Возле края платформы притормозил и с интересом посмотрел на вгоняемый на станцию вагон. С виду целехонький, отмытый от грязи до синей краски, с белой каймой по боку, освещенной переносным фонарем кабиной и раздвижными дверями. Не хватало только стекол: оконные проемы были наглухо заделаны листами фанеры. Двигалось чудо техники, разумеется, не своим ходом — сзади его толкал моторизированный тягач.
И на кой шиш сюда пригнали это громоздкое диво? Для пафоса или в качестве передвижного штаба?
Тягач снизил обороты, и синий монстр из прошлого плавно остановился. Из кабины вышел машинист и открыл переднюю дверь, поддев ее фомкой. В самом вагоне было темно, и внутренностей мне разглядеть не удалось. Что за скрытность?
В салоне мелькнули лучи фонарей, и на перрон ступили несколько тяжело вооруженных бойцов. Без лишних слов они оцепили вагон по периметру и грубыми тычками отогнали любопытных.
Я не стал дольше задерживаться, чтобы не привлекать лишнего внимания. Неторопливо двинулся в сторону противоположного конца платформы, где у подножия эскалатора торчали будки таможни.
Из головы не шли слова Натрикса про переговоры. С чего вдруг мои услуги могут понадобиться на Гагаринской? Ведь открытие транспортного сообщения планируется здесь, на Московской.
Или… основные события развернутся не здесь?
Жаль, Тимофеича нет — старик мог бы прояснить ситуацию. Он всегда владел большим количеством важной информации. Не исключено, что шеф не согласился с какими-то планами ЦД, выступил против кого- то из бункерских акул, и его убрали. Тогда — плохо дело.
Вот бы Ева догадалась прийти к границе, чтобы повидаться со мной. С ее связями в Нарополе можно было бы разузнать, что замышляют бугры Безымянки.
Бы, бы, бы — сплошное сослагательное наклонение… В жизни оно приносит мало пользы.
Отреставрированный туннель наглухо перекрывала железная створка, на путях скучали наемники. Платформу по всей ширине перегораживали желтые заборчики с надписью «Проход воспрещен! Зона таможенного контроля!». За ограждением прохаживался караульный с местной заставы, молодой паренек, которому, судя по всему, совсем недавно выдали автоматическое оружие и внушили, что бдительность в деле охранения станционных рубежей — превыше всего.
Едва я приблизился к желтым оградкам, как юный караульный вскинул автомат и предупредил:
— Стой! Запретная зона!
Я послушно остановился и присмотрелся к пареньку. Лет семнадцати, длинный и тощий, с рыжим ежиком волос на узком черепе, губастый. Оружие раньше в руках держал, но стрелял мало — опытные бойцы «калаш» под магазин не хватают.
— А что, дальше нельзя? — стараясь сохранять удивленный вид, поинтересовался я. Надо бы проучить молодца.
— Таможня закрыта, — с осознанием собственной важности поведал мне парень. — Приказ: никого не пускать.
Я сунул ему под нос жетон и ткнул пальцем в тиснение дипломатического департамента.
— Видал? Мне везде можно.
Караульный прищурился, выдохнул и засопел. Вся уверенность с него слетела разом, как шелуха с молодой луковицы. Он принялся растерянно озираться, ища поддержки у старших товарищей, но, как назло, в этот момент никого из сотрудников таможни не оказалось поблизости.
— Не велено пускать, — наконец пролепетал парень, то и дело перехватывая автомат.
— Чего «калаш» тискаешь, как бабу? — сурово спросил я и театрально сдвинул брови.
Караульный замер. Ну и тип, однако ж. Видно, из начальственных сынков: уму-разуму не ученный, к жизни не приспособленный. Иначе как объяснить происхождение этого рыжего феномена? Обыкновенные мужики в его возрасте либо уже толстокожие и недоверчивые, как носороги, либо мертвые.
Из будки вышел заспанный начальник таможни, Сулико, и поскреб иссиня-черную щетину на скуле.
— Орыз, ты зачэм джигита моего пугаешь? — показывая золотые зубы, спросил он.
Караульный, наконец, вышел из ступора и отступил в сторону, бормоча извинения. Глаза у парня блестели, пухлые губы кривились.
— Сулико, здравствуй, — поприветствовал я кавказца. — Я просто спросил твоего бравого бойца, почему он оружие гладит, как женщину.
Начальник подтянул кальсоны, запустил пальцы в густую растительность на груди и расхохотался. Он подковылял к сконфуженному караульному и долбанул парня огромной ладонью по спине, отчего тот выронил автомат и чуть не полетел носом в пол. Сулико провозгласил:
— Затупок в роте — рота в поте! Так нас в армыи дэдушки учили, когда я под Свердловском служил. Давно-давно. И бывало, что из-за одного затупка всю роту одэвали в ОЗК и отправляли на жару одуванчики собырать.
— Одуванчики? — изумился парень, поднимая автомат. — Что это?
— Цвэты такие. На кактусы похожи, только бэз колючек и пушыстыэ.
Я улыбнулся и жестом подозвал Сулико поближе. Он легким пинком отправил нерадивого бойца на другой край платформы и повернулся ко мне с хитрой физиономией.
— Чего тэбе, Орыз?
— Мне бы узнать, не приходил ли с той стороны один человек…
— Дай-ка угадаю, дарагой. — Сулико опять показал золотые зубы. — Дыкарку свою ищэшь?
— Да.
— Была она. Вэчером приходыла. И тэперь, наверное, своего городского джигита дожидается наверху. То есть — тэбя!
Начальник снова расхохотался — наверное, собственная острота показалась ему удачной. Но на этот раз я не поддержал его, и кавказец перестал лыбиться. Его смуглую от природы кожу на лбу прорезала глубокая морщина.
— Мне нужно на ту сторону, — сказал я, запуская руку в сумку и нащупывая бутылочки. — Сколько?
— Э, дарагой, нэ могу пустить, — покачал головой Сулико. — Со вчэрашнего дня таможня закрыта. Совсэм закрыта, панимаэшь? К празднику все готовятся.
Я достал три склянки «Таежной».
— Нэт, — пожал плечами кавказец, но глаза на водку скосил. — Я ведь и сам тэбя могу угостить. Ты — хороший человек, а у нас много конфыската.
Я добавил к трем склянкам еще две, оставив на дне сумки про запас одну-единственную.
— Это все, что у меня с собой есть. Пропусти, Сулико.
Начальник таможни почесал волосатую грудь и горько вздохнул.
— Нэт, Орыз. Нэ пропущу.
В другой раз я бы не стал настаивать, но сейчас мне очень нужно было повидаться с Евой. Меня терзало смутное предчувствие, что открытие туннеля не пройдет гладко. Натрикс сотоварищи задумали нечто поганое, к гадалке не ходи. Со стороны Города готовилась провокация, и я должен был предупредить Еву.
— Сулико, — прошептал я, чтобы, кроме нас, никто не смог расслышать слов, — ты ведь на хорошем счету у Натрикса, так?
— А что? — насторожился кавказец.
— Он меня вызывал. Вопросы всякие задавал…
— Какые вопросы?
— Разные. Спрашивал, что я думаю о доблестной таможне. Ведь после того, как откроют пути, многое может измениться… Я ему не стал говорить про партию медикаментов, которые дикие получили по сливной цене месяц назад. Он бы сильно расстроился, что товар Города так бестолково утекает через границу.
Мы с полминуты стояли по разные стороны желтого барьера и играли в гляделки. Момент истины.
