полтора месяца должно хватить.
– Кхе… Опять книжная премудрость. И как у тебя в башке это все помещается-то? Листя, чего скажешь?
Листвяна сделала постное лицо и выдала афоризм:
– Береги честь смолоду. Если уж Михаилу невзлюбили, то никакими сплетнями и слухами это не поправишь.
– Все правильно, деда. Арабы говорят: «Если хочешь принять решение – посоветуйся с женщиной и сделай наоборот!»
– Кхе! Арабы, говоришь? – Дед покосился на ключницу. – А что, арабы – народ смышленый!
На лице Листвяны столь явственно отразилась досада, что Мишка почувствовал себя прямо-таки персонажем одного из романов Дюма-отца.
От деда, кажется, этот маленький психологический этюд не укрылся – все-таки Корней был мужем бывалым, при княжеском дворе обретался, да и вообще всякого видал. Он недовольно повел носом и рявкнул:
– Листвяна! Щи простыли, стол заляпан, куда смотришь?
– Погоди, деда, без женщин нам не справиться. Слухи, сплетни – их епархия. Не надо ключницу гнать, да мать еще позвать бы…
– Так! – В голосе деда зазвенели строевые интонации. – Со стола прибери, найди Анюту и приходите сюда обе! Давай шевелись!
Листвяна мигом вызвала двух девок-холопок, велела прибрать на столе и сказать боярыне Анне Павловне, что ее кличет боярин Корней Агеич. Все было вроде бы правильно, но Мишка решил «дожать» ситуацию. Вперившись взглядом в ключницу, он, стараясь копировать дедову интонацию, выдал:
– Ты что, оглохла? Господин сотник велел ТЕБЕ найти мою матушку и только потом приходить вместе с ней! А ну пошла!
Листвяна метнула возмущенный взгляд на деда, но тот, словно ничего не слышал, целиком сосредоточился на наливании себе в чарку кваса из кувшина. Листвяна развернулась и пробкой вылетела из горницы.
Мишка вскочил с лавки и, высунувшись в дверь, крикнул ключнице в спину:
– Листвяна, вернись, дед зовет!
Обернувшись назад, увидел удивленно поднятые брови деда и, скорчив хитрую рожу, приложил палец к губам. Дед, явно заинтригованный, расправил намоченные квасом усы и приготовился наблюдать продолжение спектакля.
Листвяна вплыла в горницу с видом оскорбленной невинности и уставилась на деда. Дед, в свою очередь, с интересом пялился на внука.
– Ты, может, не знаешь, Листвяна, но стучать надо тогда, когда входишь, а не тогда, когда выходишь. Будь любезна, выйди, как положено приличной женщине…
Последние одно или два слова Листвяна вряд ли расслышала, потому что их заглушил дедов хохот и бряканье серебряной чарки, упавшей сначала на лавку, потом на пол.
Надо было отдать Листвяне должное. Несмотря на то что колером и насыщенностью цвета сравниться с ее лицом могла бы только свекла, ключница нашла в себе силы спокойно подобрать с пола дедову чарку, аккуратно поставить ее на стол и спокойно выйти, тихонько прикрыв за собой дверь.
Дед еще некоторое время фыркал и утирал выступившие на глазах слезы, потом выдал одобрительное:
– Так ее, Михайла, а то совсем себя хозяйкой почуяла, даже матери раз нагрубила.
– И что?
– Ну у Анюты не засохнет! Отхлестала по щекам, да я еще добавил сгоряча, чуть не прибил… С одной стороны, конечно, хорошо – холопки у нее по струнке ходят, но, с другой стороны, место свое знать должна.
– И правильно, деда! А то выстругаешь с ней мне дядьку, а он потом наследником твоим стать захочет. Хлопот не оберешься…
– Но-но, ты тоже не заговаривайся! Дядьку… Кхе… Не выдумывай, холопка, она и есть холопка.
– Малуша тоже ключницей была, – решил Мишка напомнить деду, – а ее сын Владимир великим князем Киевским стал!
Дед, похоже, принял поднятую тему близко к сердцу.
– Так у Малуши брат Добрыня княжим воеводой был!
– А у Листвяны старший сын Первак, во Христе Павел, у меня в «Младшей страже» десятник. И не самый плохой, скажу тебе, десятник. Нам такая головная боль в семье нужна?
– Ты меня не учи! Кхе… – Дед неожиданно смутился. – Все равно холопка… Это самое… Кхе…
– Так вы что, уже? Деда! Тебе только этого сейчас и не хватает! Мало тебе забот, так еще и…
Мишка даже растерялся от неожиданности: казалось бы, чисто теоретическая проблема вдруг обернулась совершенно иной – практической – стороной. Дед неловко поерзал на лавке, снова налил себе квасу, но выпить забыл. Наконец, как это обычно с ним и происходило в неловких ситуациях, разозлился и повысил голос:
– Не твое дело, сопляк! Я тут хозяин! Как решу, так и будет, а ты своими делами занимайся!
– Все деда, молчу, молчу. Тебе виднее…
– Вот и молчи…
В горнице повисла неловкая тишина. Дед снова потянулся за квасом, но обнаружив, что чарка уже полна, досадливо стукнул донышком кувшина по столу и недовольно засопел. Паузу надо было как-то прерывать.
– Деда, я слыхал, ты уже на Княжий погост съездил. Как получилось-то? Нашлась грамота?
– Кхе! – Новая тема, кажется, была выбрана удачно. – Нашлась! И написано все там так, как мы и думали, и печать княжья приложена, и даже, на всякий случай, вторая такая же грамота сделана! Все, Михайла, настоящие мы теперь бояре и воеводство Погорынское – наше!
– Обмыли, наверно, с боярином Федором это дело?
– Еще как! Так молодость вспомнили, я аж ногу деревянную сломал, пришлось задержаться, пока новую сделали.
– Вот, деда, и первый удар по смутьянам нашелся!
– Кхе… Это как?
