Покоренная сила

ког-да! Надо было пресекать!

Дед резко взмахнул рукой, как бы подчеркивая несомненную необходимость названного действия.

– Значит, как Фаэтона?

– Кого?

– Греки в древности верили, что солнце – бог Гелиос, ежедневно объезжающий небесный свод на огненной колеснице. Сын Гелиоса Фаэтон взялся однажды проехать по небесному своду на отцовской колеснице, но не справился с норовистыми конями и опустился слишком низко. Вся земля могла сгореть. И тогда отец, чтобы спасти землю, метнул молнию, разбил огненную колесницу, но при этом убил и Фаэтона.

– И правильно сделал! – Дед прицелился указательным пальцем в Мишку. – То же самое, что и я тебе толкую: не допустил до беды, пресек.

«Вот тебе, бабушка, и господи помилуй! И это – православный христианин! Ну погоди!»

– Пресек-то пресек, но христиан-то теперь чуть не полмира!

Деда Мишкин тезис совершенно не смутил, он как будто даже обрадовался:

– Конечно! Ведь выгодно же! Не противься насилию, Молись за обижающего! Это же как удобно хозяину рабов в узде держать! Ты думаешь я холопов крещу только для того, чтобы отца Михайла порадовать? Да мне ж это на пользу! Но я сам врагов своих любить не собираюсь и подставлять левую щеку, получив по правой, и не подумаю! И Бог Отец меня поймет, а Бог Сын… Он сам о себе всё сказал: «Блаженны нищие духом».

«Блин, ваше сиятельство, да вы еще покруче Нинеи будете. Она толкует, что христианство религия рабов, а вы, граф, что ДЛЯ рабов. Прагматизм на грани цинизма. Да что там – за гранью, и далеко за гранью!»

Дед прервал Мишкины размышления неожиданным вопросом:

– А теперь, Михайла, ответь: если бы я тебя в Ратное сегодня не вызвал, сколько бы ты еще терпел?

– Ты это к чему, деда?

– А ты не понял? – Дед, подобно бабе, собирающейся устроить мужу скандал, упер руки в бока. – Ты ж тоже мир изменять взялся! Воинскую школу ты придумал? Ты! Лавку Никифорову в Ратном – тоже ты. Войну эту… за умы – опять ты. Погоди, я еще не все сказал! – Дед жестом пресек попытку Мишки что- нибудь ответить. – И ты теперь вот-вот станешь сотником! Властью! Я-то думал, что ты и вправду знаешь, что делаешь, а ты, оказывается, только терпел. Понял меня? Теперь можешь отвечать!

Вот тут-то Мишку по-настоящему и проняло. Вроде бы отвлеченная богословская дискуссия совершенно для него неожиданно обернулась очень серьезным разговором. Все предстало в абсолютно ином свете, вернее сказать: в истинном свете. Вдруг оказалось, что за столом сидят напротив друг друга не средневековый боярин-самодур и искушенный человек XX века, а матерый, всякого повидавший муж и четырнадцатилетний сопляк, вообразивший о себе невесть что.

Это ощущение придавило Мишку словно многопудовым грузом. В миг, как когда-то в переулке перед Ерохой, сознание взрослого человека забилось куда-то в темный уголок, а на передний план выступил перепуганный мальчишка. Сам понимая, как неуместно по-детски это звучит, Мишка пролепетал:

– Так ты что ж, деда… Ты меня, как Фаэтона?

– Да!

И ни малейшего сомнения в том, что дед произнес это «Да!» искренне. Взгляд – глаза в глаза, спокойный, твердый, уверенный в своей правоте и потому беспощадный. Руки спокойно лежат на столе, поза казалось бы расслабленная, но это – расслабленность профессионального воина, способная мгновенно взорваться смертельным выпадом.

Мишка чуть было не взвыл: «За что, деда?!» – но откуда-то из дальнего уголка сознания на него прямо-таки по-хамски заорали:

«Заткнись, дурак!!! Прекрати панику, думай! Думай, идиот, ориентировочно- исследовательская реакция одинаково эффективно гасит в мозгу и агрессию, и панику, и любую другую дурь. Думай!

И правда, чего это я? Ну не будет же он меня прямо сейчас убивать! Да и не за что вроде бы… Ай да дед! Это ж он момент подловил, чтобы надавить на меня и на место поставить! То есть он конечно же не врет и не притворяется, «Я тебя породил, я тебя и убью» для него не фраза из классической литературы, а вполне реальная жизненная ситуация. Но не прямо сейчас, а предупреждение на будущее, чтобы внук не очень-то заносился.

Ага, сэр, и если бы вы спросили: «За что?» – их сиятельство вам выдали бы такой список – обалдеть, не встать. «101 способ доказательства некомпетентности подчиненного» – этo любой управленец знает, даже брошюры такие есть или Разделы в книгах об управлении персоналом. Дед, конечно, этой литературы не читал, но на эмпирическом уровне методикой владеет несомненно. Чуть не вляпался, блин.

Ладно, а какая здесь еще засада может быть? Ну да, конечно! Я же, по задумке деда, могу сейчас начать доказывать, что, мол, никакой я не сотник, не власть, и вообще с меня по малолетству и неопытности по полной программе спрашивать нельзя. А ему только того и надо! Скажет: «То-то же! Смирно! Налево кругом!» – и… и пива не даст! А вот хрен вам, ваше сиятельство граф погорынский, боярин Корней Агеич! Вы меня огорошили, я вас тоже попробую!»

Мишка нахально отхлебнул пива и насколько смог спокойным голосом спросил:

– Значит, на вольные хлеба отправляешь – в изверги? Не рано ли? Мне еще четырнадцати нет.

Туше! Дед ждал чего угодно, только не этого. Пауза перед ответными словами была совсем чуть-чуть длиннее естественной, но все-таки была!

– Дури-то не болтай! Кхе… Никто тебя никуда не гонит…

– Тогда отвечаю на твой, деда, вопрос: сколько б я еще терпел, если бы ты меня сегодня в Ратное не вызвал. Терпел бы до приезда дядьки Никифора. А потом все равно приехал бы, сам понимаешь. Приехал бы и раньше, но ни про заговор против тебя, ни про приезд Никифорова приказчика я не знал.

– Вот как, не знал! А я вот о том, что у тебя на базе творится, знаю! – не удержался от подковырки дед.

– Спасибо за науку, деда, теперь и я буду знать, что в Ратном без меня происходит.

– Кхе… Это как же?

– Придумаю что-нибудь. – Мишка пожал плечами, словно речь шла о какой-то несущественной мелочи. – Так вот, деда, приехал бы я не скулить и не жаловаться, а доложить господину сотнику о состоянии дел и обсудить с господином сотником способы этих самых дел улучшения. И ничего зазорного в этом не вижу – твои десятники то же самое делают, и это является их обязанностью, а не слабостью.

– Кхе…

Дедово «Кхе» явно было с одобрительным оттенком, хотя, как показалось Мишке, наличествовала в дедовой интонации и некоторая доля растерянности. Наезд на внука с целью указания ему его места и понижения уровня самомнения, по всем признакам, не удался.

Не удался конечно же не потому, что дед был глупее внука, а потому, что, как и любой военный начальник, привык устраивать наезды на подчиненных экспромтом – в подходящий момент или под подходящее настроение. Может быть, и не всегда по делу, но зато постоянно поддерживая подчиненных в тонусе и не давая им расслабляться.

С внуком же экспромт не прошел, да и вряд ли будет проходить в будущем. Не потому, опять же, что внук – «гигант мысли», а потому, что память человека XX столетия хранит множество штампов и рецептов реакции на подобные наезды. Тезаурус, он и в Африке тезаурус.

– Теперь же, – продолжал Мишка, – я тебе, деда, обещаю: завтра же с утра, после того как гляну на вооружение первого десятка и поговорю с Кузькой, сразу же пойду знакомиться с приказчиком и проверять, как он подготовился к приходу Никифоровых ладей.

– Кхе!

Теперь уже универсальный дедов комментарий прозвучал несомненно одобрительно. Дед расправил