Ближний круг

Плюс ко всему — профессиональное самолюбие. Во-первых, столь грубый метод, как банальное убийство из-за угла, выглядел сущим примитивом, во-вторых, Мишка отчетливо понимал, что если он намерен руководить серьезными структурами и решать серьезные вопросы, то Первак — первая, но не последняя проблема подобного рода. Начиная с определенного уровня, управленец не может нормально осуществлять свои функции, не имея под рукой человека (а то и организации), предназначенного для исполнения «деликатных поручений». Это было справедливо и для конца второго тысячелетия, а уж для начала так и подавно.

«Разведка, контрразведка, внутренняя безопасность… Нэ лубитэ ви органы, товарищ Лисовинов, ох нэ лубитэ! Да, не люблю! Да и зачем их любить? Ими пользоваться надо умело и эффективно, и не из врожденной кровожадности, а по необходимости — государство без спецслужб или крупная структура без СБ не выживают.

Исполнителя или группу исполнителей рано или поздно придется заводить, и нечего изображать из себя гибрид прыщавой девственницы с козлобородым либерастом.

Дед, кстати, эту проблему решает вполне успешно, как тогда Юлька сказала: «Корней ведь ратников друг на друга натравливать не станет, для этого у него теперь «Младшая стража» есть». М- да, ни отнять, ни прибавить, а для «сольных выступлений» у него Бурей имеется. Сапожник без сапог вы, сэр Майкл, возглавляете структуру подавления, а собственную «деликатную проблему» решить не в состоянии. Поучились бы у лорда Корнея…»

Есть! Над тыном, как чертики из шкатулки, выскочили головы и плечи отроков четвертого десятка, и тут же во двор полетели болты из самострелов. В ответ раздался короткий человеческий вскрик и истошный визг собаки. У Мишки аж сердце захолонуло — вспомнился Чиф. Сглотнув комок в горле, он скомандовал:

— Вперед!

Самым быстроногим оказался Филипп из первого десятка, подбежав к приоткрытой калитке, он распахнул ее, давая дорогу прибежавшему вторым Роське. Следом за Роськой на двор хутора вбежал Мишка, подался в сторону, освобождая проход, и огляделся, настороженно поводя самострелом.

Возле костра, на котором, видимо, жарили кабана, лежали два трупа стражников, еще один — на ступеньках крыльца, справа, возле самой калитки, бился в предсмертных судорогах здоровенный пес, еще один неподвижно лежал чуть дальше. Еще дальше в раскрытых дверях погреба застыла столбом женщина с большим глиняным горшком в руках, рот ее был раскрыт, но, по всей видимости, она находилась в состоянии, которое сами женщины описывают словами «голоса не стало».

Краем глаза Мишка уловил какое-то движение слева, там, где находился загон для лошадей, резко развернулся и увидел сидящего на корточках возле задней ноги коня молодого парня. Роська уже навел на него самострел, но парень, ловко перекатившись в глубь загона, скрылся за частоколом конских ног.

— Ворота!

Команда оказалась излишней, отроки уже подняли брус из проушин, уронили его на землю и толкали створки, раскрывавшиеся с громким скрипом. Снаружи приближался топот копыт коней Алексея, Немого, Глеба и Анисима.

Мишка только собрался крикнуть: «В сторону!», чтобы ребят не стоптали всадники, как начала открываться дверь дома — на пороге появился немолодой мужчина, видимо, хозяин хутора услышал собачий визг и решил разобраться в его причине. Увидев наведенный на него самострел, мужчина одновременно с выстрелом рванул дверь на себя, отступая в сени. Мишкин болт, задев дверь, отклонился в сторону и ударил хозяина хутора в левую руку, чуть выше локтя, дверь захлопнулась, и тут же во двор влетели четыре всадника с уставленными копьями.

— Что здесь? — Алексей на ходу соскочил на землю и бросил копье на землю.

— Трое убитых, один спрятался между лошадьми, но он без оружия, один раненый в доме.

— Так, мы в этот дом, а вы… Ох, дерьмо!

Откуда-то, видимо из окна хозяйского дома, вылетела стрела, и один из ребят Демьяна, выронив самострел, завалился назад, вторая стрела звякнула по шлему еще одного отрока, успевшего вовремя присесть.

— Михайла, держать второй дом, не давать никому высовываться!

Алексей взбежал на крыльцо, рванул дверь, но она оказалась заперта. Немой подобрал у костра топор, оттеснил Алексея и принялся рубить дверной косяк возле петель. В окне сеней мелькнуло лицо, и почти сразу же туда влетел болт, но, похоже, бесполезно — человек успел отшатнуться.

Мишка глянул налево, голов над тыном видно не было — видимо, из окна продолжали пускать стрелы, не давая отрокам четвертого десятка высунуться. Зато справа через тын лез третий десяток, спрыгивали во двор и оглядывались, хищно поводя самострелами. Двое отроков запихнули в погреб бабу, так и не обретшую голоса, и захлопнули за ней дверь.

— Роська! Давай со своими туда! — Мишка указал на угол дома. — Не давайте им стрелять! Артемий! С этой стороны, держи окно! Дмитрий со вторым десятком за мной!

Второй дом стоял параллельно первому, но несколько дальше от ворот, оттуда доносилось залихватское пение, слов было не разобрать, мотива тоже — певцы, надо полагать, почитали главным достоинством исполнения громкость, потому и не знали, что происходит снаружи. Двадцать с лишним глоток, выдававших лихое «э-эх!» в начале каждой второй строки, способны были заглушить любой шум.

Мишка глянул в проход между домами — Первак осторожно шел по крыше сарая, видимо не очень прочной, и рукой подавал знак своим перелезать через тын, значит, в задних стенах домов окон не было.

— Дмитрий, ставь своих против двери того дома, никого не выпускать!

Слева раздался треск — Немой, выломав дверную петлю, вставил топор в щель и теперь выворачивал дверь из косяка, Алексей стоял рядом с обнаженным мечом, Глеб и Анисим с наложенными на тетивы стрелами — напротив двери.

«Блин, Филька так же стоял у дома Устина и только случайно жив остался, о чем думают? Наставники, мать их…»

Первак уже соскочил на землю, за ним еще двое из его десятка. Мишка сместился вправо и глянул в проход между вторым домом и амбаром, пристроенным к тыну. Отроки Первака перебирались через тын на крышу сарая, а потом спрыгивали на землю. Внезапно под одним из них с треском провалилась крыша, и он с громким криком ухнул внутрь. Остальные торопливо поспрыгивали на землю, и Мишка, жестом указав им на окошко, направился к входу во второй дом. Там продолжали драть глотки и, судя по звукам войдя в раж, топали ногами и колотили кулаками по столу — веселье было в самом разгаре.

Мишка было собрался подняться на крыльцо, но Дмитрий удержал его за плечо и, склонившись к уху, негромко сказал:

— Невместно старшине, на то отроки есть.

Очень захотелось вырваться и послать Митьку куда подальше, но пришлось сдержаться — о том же самом после подавления бунта толковали и Нинея, и Алексей, и дед. Мишка все-таки дернул плечом, но сказал не то, что вертелось на языке:

— Тогда командуй, пока там не опомнились.

Дмитрий произнес только три слова:

— Младший урядник Федор, вперед!

Пятеро отроков двинулись к крыльцу. Федор встал так, чтобы не загораживать дверной проем, и ухватился за ручку двери, его четверо подчиненных расположились по сторонам, чтобы стрелять в сени под разными углами. Внезапно дверь распахнулась, чуть не ударив Федора, и изнутри выскочила хохочущая девка, за ней, тоже похохатывая, перся молодой стражник. Девка проскочила мимо Федора и изумленно остановилась, глядя на отроков второго десятка, наставивших на нее самострелы, стражник же успел отреагировать на открывшееся зрелище только поднятием бровей и раскрытием рта, после чего приклад Федорова самострела врезался ему в голову.

Девка, кажется, собралась завизжать, но удар прикладом в спину сбросил ее с крыльца прямо под ноги отрокам второго десятка. Почти одновременно с этим из дома раздался пронзительный крик, а пение смолкло, сменившись продолжительным грохотом, словно с опрокинутого стола валилась посуда, а