– Федор! Прошло десять дней, ты что, умереть хочешь?!
Он хотел.
– Сыночек, миленький, я знаю, что тебе больно, но это жизнь. – Она кричала, плакала, уговаривала его, трясла за плечи. Совсем обессилев, Нина Сергеевна тихонько, будто сама себе сказала: – Нет горя, которое нельзя было бы вынести, есть счастье, которое нельзя себе представить. Это вначале кажется, что трудно и нечем дышать, но проходит время, и ты начинаешь заново учиться жить. Я это знаю, и если я смогла выжить, то и ты справишься. – Она тихонько погладила его по голове. – Любовь по гладкому пути не ходит, а большая любовь – это всегда драма. Ты вышел из розовой полосы своего детства, и теперь начинается переменчивая дорога взрослого человека. У тебя еще не раз будут разочарования. Но и радости тоже будут! Ты не можешь запретить птицам скорби виться над твоей головой, но не позволяй им свить гнездо в твоих волосах!
Федор повернул голову, и Нина Сергеевна содрогнулась: вместо глаз на нее смотрели пустые, черные дыры…
«Боже! А что же тогда внутри?!» – она прикрыла рот ладошкой, чтобы не закричать.
Федор встал, превозмогая боль и головокружение, встал для того, чтобы жить, но уже по своим правилам.
К обиде подмешивался гнев, а вместе они родили огромное чувство вины и собственной несостоятельности.
«Почему это происходит только со мной? Неужели я создан только для того, чтобы кто-то вытирал об меня ноги? Ну уж нет! Больше я этого не допущу!» Внутренний был тверд. «Раз вы не умеете ценить доброту и любовь! Что ж, я стану одним из вас!»
Осунувшийся, с поблекшим взглядом подросток посмотрел на себя в зеркало и оскалился.
– Ненависть и презрение, вот что заслуживают люди!
Он был уже большим, чтобы чувствовать боль, но еще слишком маленьким, чтобы справиться с ней!
Федор долго репетировал циничную усмешку и фразу «Маша? А кто такая Маша?» Но в школе его никто и ни о чем не спросил. Ребята были настолько поражены ее молчаливым бегством, приравненным ими к предательству, что просто забыли о ней. Они вычеркнули Машу Морозову из своей жизни, как будто ее никогда и не было!
Федор вернулся в прежнюю компанию школьных друзей и пустился во все тяжкие, наперебой флиртуя с девчонками.
И вот школьные экзамены остались позади.
После выпускного бала Федор вернулся лишь утром, но головная боль от праздничного коктейля не дала ему долго спать.
Он побрел на кухню за анальгином.
– Хорошо погуляли? – в кухню вошла мать.
– А ты почему не на работе? – хрипло спросил Федор.
– Отгул взяла, иди, умойся, я пока завтрак приготовлю.
Он через силу съел омлет, запив его горячим чаем с лимоном, и как ни странно, ему стало легче.
– Феденька, – сидевшая напротив мать серьезно посмотрела на сына. – Куда будешь поступать?
– Не знаю.
– Ты должен определиться, осталось слишком мало времени. Мне ведь еще нужно договориться.
– Не знаю! – еще резче ответил сын. – Что ты ко мне пристала? Может, я вообще никуда не буду поступать!
– Но тебя же заберут в армию! – мать даже не обратила внимание на его хамство. Сама по себе мысль, что ее родное дитятко могут отправить воевать, повергла ее в ужас.
– Ну и хорошо!
– Федя, сейчас не время для шуток.
– Я не шучу, а вдруг стану хорошим генералом?
– Чтобы стать генералом, тебе вначале придется проползти на пузе полстраны, и поверь, не самую лучшую ее часть!
– Отстань! – он грубо перебил мать. – Это мое дело! Мое!!! – он уже кричал.
Нина Сергеевна заплакала.
Федор хлопнул дверью. «Что они все ко мне пристали? Ну не хочу я ничего! Ни-че-го!!!» – его разъедала ярость и злость. И самое страшное, что он, забыв про любовь и сострадание, все больше погружался в пучину ненависти. Его ум метался, дух томился!
Свободу Федор воспринял как вседозволенность и нечегонеделание, по вечерам он пил, а до обеда спал. Мать вместе с сестрой каждый день взывали к его разуму, но чем активнее были их попытки, тем яростнее он сопротивлялся. Приобретенный комплекс собственной неполноценности заставлял его бороться за любое вмешательство в свою жизнь.
Однажды, когда он выпивал в подворотне с местными алкашами, теперешними лучшими друзьями, его нашли Васька Петров и Колька.
– Привет, – они обменялись рукопожатиями.
– Федь, ты мне друг? – задал вечный русский вопрос Васька.
– Ну! – Федор мутными глазами посмотрел на товарища.
– Сделай одолжение.
– Ну?
– Че занукал? – разозлился Колька. – Ваське помощь нужна.
– Ну.
– У меня завтра первый тур в «Щуке». – Петров как можно доходчивее старался донести до этих безумных глаз приятеля хоть какую-нибудь информацию. – Отец, конечно, договорился, но сам понимаешь, нужно создавать видимость.
– Ну?
– Так вот, самому в лом. Пошли за компанию?
– Пошли, – Федор пьяно кивнул.
Утром Федор проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо, голова гудела, пересохшее горло просило пить.
– Ну, просыпайся же! – перед ним стоял Петров с банкой рассола.
Федор жадно прильнул к живительной влаге.
– А ты что здесь делаешь? – Федор мутными глазами смотрел на Ваську.
– Как че?! – разозлился тот. – Ты же мне обещал, что сегодня пойдешь со мной.
Федор смутно припомнил вчерашний разговор.
– Ой, Вась, нет. Иди сам, голова трещит, – и он опять упал на подушку.
– Голова трещит – выпей анальгин! – не отставал тот. – Слушай, ты мужик или тряпка? – взревел друг, сам того не зная, задев Федора за больное место. – Обещал – делай!
Федор поднялся. Бриться он отказался наотрез – из вредности, нужно же хоть в чем-то настоять на своем. Нацепил грязные джинсы и помятую рубашку. Васька скрипел зубами, но молчал.
Уже потом, вспоминая, Федор и сам не мог понять, что это было. Судьба? Или сговор безутешной матери и неравнодушных друзей? Но случилось то, что случилось.
Их человек восемь-десять завели в небольшую комнату, где за большим столом сидело три человека, два старых дядьки и одна моложавая дама. Ребята по очереди читали стихи. Федор прочитал Есенина «Я московский озорной гуляка». Ему даже не нужно было стараться, он и выглядел, и чувствовал себя шпаной.
Затем им предложили представить себя в предлагаемых обстоятельствах, а точнее, сыграть этюд на тему морского купания. Кто-то изо всех сил загребал руками, изображая мастера спорта по плаванью, одна девица даже завертела задом, словно веслом. У Федора болела голова, и он так устал, что просто лег на пол и наслаждался покоем.
– Вы почему легли, молодой человек?
– А я плавать не умею, – Федор смачно зевнул и добавил: – Утонул я.
