«Попал! – безнадежно подумал он. – Теперь уж точно не отвертеться, скуют цепями!»
– Заходи, что на пороге стоишь? – мать была сама нежность. – Устал? Проголодался?
– Мам, а ты чего так поздно?
– Ну, я решила, что в этой ситуации мне лучше тебя дождаться. А то ведь ты потом бегать начнешь, – она выразительно посмотрела на сына.
«Началось!» – Федор тяжело вздохнул и поплелся на Голгофу, по пути собирая свои силы в кулак. Он постарался как можно непринужденнее устроиться на диване и, вальяжно развалившись, посмотрел на «своих» женщин. Мать, как и следовало ожидать, сидела в позе обиженного «самовара». Катя понуро опустив плечи, старалась быть незаметной.
– Ну и как это понимать? – Нина Сергеевна строго посмотрела на сына.
– Что? – осторожно спросил Федор, он не знал, как далеко в своих откровениях зашла Катя.
– Вот это, – мать пренебрежительно махнула в сторону девушки.
– Ну… – Федор тянул время.
– Феденька, сыночек, – мать резко поменяла тактику.
Федор напрягся еще больше, он по опыту знал, что такие резкие переходы, не сулят ничего хорошего.
– Я тебя понимаю. Нет! – мать села рядом. – Я готова тебя понять. Хотя… – она опять бросила беглый взгляд на жавшуюся у стенки Катю. – Что тебя в ней привлекло? Фигура? – женщина поморщилась. – Ну, допустим. Но посмотри на ее лицо. Интеллектом здесь даже не пахнет! И потом, вы же такие разные! Не спорь!
Федор и не собирался, он просто еще никак не мог сообразить, что здесь происходит.
– Я старше и прожила жизнь, – продолжала выступать мать. – Она нигде не учится, ей нужна только московская прописка и твоя квартира, она двух слов связать не может! Ты слышал ее выговор?
Нина Сергеевна рассуждала о Кате, как о какой-то неодушевленной вещи, давая оценку и объясняя ее ненужность, не выбирая слов. Девушка изо всех сил, молча, сдерживала слезы.
– Федя, почему ты мне не отвечаешь? – возмущалась мать.
Федор взглянул на Катю и по дрожащим ресницам понял, что та недалека от истерики.
– Мам, я не думал, что ты такая ханжа. – Федор, приготовившийся к битве, даже не сразу понял, что мать на его стороне, и по инерции стал сопротивляться.
– Да! Пусть я буду ханжой, пусть я буду кем угодно! – Нина Сергеевна исполняла роль с пафосом трагической актрисы. – Но я готова на любые жертвы и унижения, чтобы спасти тебя! Не хватало нам еще провинциальных родственничков! Ты даже не успеешь оглянуться, как здесь окажутся мамы, папы, тети, дяди…
– Мам, ну что ты говоришь, – Федор наконец расслабился и уже чувствовал сладкий вкус свободы. «Сейчас немного поиграю в хорошего парня и для очистки совести поддержу девушку. А потом… Уступлю маме». – Ты сама вышла замуж за провинциала, так что… – Федор уже вовсю наслаждался игрой и даже весело подмигнул Кате.
– Да! – гордо ответила мать. – Но в твоем отце была природная аристократичность, и к тому же, – она повысила голос, – он был подающим надежды ученым! И как ты можешь сравнивать своего отца, этого великого, образованного человека, с какой-то бездарной недоучкой!
– Я тебе сто раз говорил, – громко заорал Федор и со всего маху ударил по дивану так, что женщины вздрогнули. – У меня нет отца!!! У меня нет отца!!! – он уже не мог остановиться.
– Федор, посмотри правде в глаза, – спокойно начала мать. – Да, он не очень хорошо поступил, но отрицать его достоинства ты не имеешь права.
– Достоинства!!! – Федора понесло. – И ты хочешь сказать, что у этого мерзавца есть достоинство?!! И это говоришь ты?! Ты?!! – он в ярости посмотрел на мать.
– Да, – женщина спокойно выдержала взгляд. – Но мы отвлеклись от темы, – она уже и сама уже поняла, что это было неосмотрительно с ее стороны приводить подобные примеры. – Сейчас разговор не о нем, а о тебе.
– А что ты лезешь в мою жизнь? Что вы все от меня хотите?!!
– Ты мой сын, мне не безразлично твое будущее и мне важно, кто будут мои внуки.
– Но это моя жизнь! И я буду делать то, что захочу!
– Может, ты еще и женишься на этой…
– Уже женился.
Нина Сергеевна потеряла дар речи.
– Вот как? Ну, спасибо, сыночек, – на ее глаза набежали слезы. – Ноги моей здесь больше не будет! – и она, не забыв громко хлопнуть дверью, ушла.
Федор, тяжело дыша, только сейчас осознал, что же он наделал, и вдруг почувствовал, как к нему прижалась Катя.
– Я знала, я знала, что ты меня любишь! – глаза девушки горели от счастья.
«Свобода была так близка!» – горько подумал он.
Но судьба скорчила ему очередную рожицу.
1716 г. Франция. Париж
Отнести бумаги во дворец – дело, конечно, хорошее. Наконец он сможет обрести влиятельного покровителя и вести свою игру при дворе. Но все это слишком просто, а главное скучно. Скуку Филипп не любил больше всего на свете. Он любил ходить по острию бритвы, отыгрывая у Судьбы потерянное ранее.
Он слегка замедлил шаг, и выражение его лица изменилось, он стал похож на затравленного зверя. Филипп надвинул шляпу на глаза, чтобы никто не сумел разглядеть в его лице маленького испуганного мальчишку. И не потому, что терпеть не мог ныть и жаловаться, и не потому, что никогда и никому он не рассказывал всего, что тяжелым грузом давило на сердце. Просто он знал, что в игре «кто самый несчастный?» выиграет именно он. Филипп не жалел себя. Никогда. За прошедшие годы он научился думать о своей безжалостной судьбе холодно и трезво. Потому что знал – стоит только раскиснуть, и сразу же превратишься в страшное, бесполезное создание, из тех, что едят отбросы и ночуют в богадельнях. Он знал, что такое бедность, настоящая, жалкая, ему была известна безысходность и неизвестность, когда он стоял над пропастью и точно знал, какая тонкая грань отделяет благополучие от мрака и гибели. Он прошел через это! И если судьба дала ему шанс? То грех им не воспользоваться.
Погруженный в свой дерзкий план, Филипп поднимался по старой, скрипучей лестнице, грозящей провалиться не сегодня, так завтра. Наконец он добрался до чердака и громко постучал в обшарпанную узкую дверь.
– Добрый день, господин Обинье.
Ему открыла молодая девушка лет восемнадцати, пухленькая, с розовыми щечками, не очень красивая, однако милая и добрая, что делало ее привлекательной.
– Габриэль, сколько раз я просил называть меня просто Филипп, – вместо приветствия пробурчал он.
Девушка провела гостя в довольно тесную комнатушку, где стояла небольшая жаровня, грубо срубленный стол, пара ветхих стульев и небольшая скамья. Немного оживляло эту убогую обстановку зеркало в прекрасной бронзовой раме, неизвестно откуда попавшее в эту нищету, да яркие лучи света, врывающиеся через маленькое слуховое окно.
– И это вы называете новым жильем? – недоуменно поинтересовался гость.
– У нас теперь две комнаты, – не смутилась хозяйка.
– Понятно, – хотя он так ничего и не понял. – А где Артур, Шарль?
– Они скоро будут, – сказала девушка. – Хотите вина?
– Пойло, которое вы называете вином, нет, уволь, – Филипп не церемонился, из чего следовало, что он чувствовал себя здесь как дома.
– Нет, гос… Ой, Филипп, – девушка мило улыбнулась, – Артур специально для вас купил настоящее, бургундское.
– Да? – приятно удивился гость. – Ну что ж, давай.
Габриэль, деревенская девушка из предместья Руана, которое так славится своей рыбой,
