или грозно выпяченным квадратным подбородком. Да в этом и не было нужды. Глаза – вот в чем была вся соль. В коридорах МОК не было ни одного человека (включая всегда вежливого и политкорректного председателя графа Роана, блистательного спортивного медика и в прошлом неплохого гребца), кто мог без трепета взирать на Вик Вика в состоянии «мрачнее тучи». В этом состоянии Вик Вик был похож на… зарождающийся ураган… надвигавшуюся грозу… мгновение назад начавший зарождаться торнадо… И хотя на памяти Филиппа Вик Вик ни разу не разразился, так сказать, но легче от этого не становилось. И вот сейчас он ввалился к номер в Филиппу…
Вик Вик остановился посередине комнаты, несколько мгновений буравил мрачным взглядом телевизор, на котором Степан Мигура в очередной, наверное, уже тридцатый раз подряд заканчивал свой феерический бег, затем с грохотом придвинул к себе ногой тщедушное креслице из металлических трубочек и кожзаменителя (ну еще бы, найдете вы в таком оплоте политкорректности, как Нью-Йорк, обработанный кожный покров зверски убитых животных) и плюхнул в него свой тощий зад.
– Филипп, с этим надо что-то делать.
– С чем, Виктор Викторович?
Вик Вик боднул его своим фирменным «тучным» взглядом, мгновение смотрел куда-то в стену, а когда повернулся обратно, «молнии» больше не сверкали. Дело было в том, что Филипп был одним из немногих, на кого взгляд первого вице-президента МОК не действовал. Он это знал, а потому просто еще раз повторил:
– С этим надо что-то делать.
Филипп невозмутимо пожал плечами:
– Зачем?
– А то ты не понимаешь! – саркастически вскинулся Вик Вик. – Да нас же просто выкинут из олимпийского движения!
– За что?
– За обман.
– Какой обман? – удивился Филипп. Вик Вик вздохнул:
– А как еще они могут объяснить то, что творится? – Он кивнул на телеэкран, где Мигура вновь (в который уже раз за последние два часа) рвал грудью финишную ленточку, и насупился. – Сам знаешь, эта Олимпиада замысливалась американцами как торжество американского духа (ну еще бы, Олимпиада не просто в Америке – в самом Нью-Йорке!). Американцы должны были одержать не просто победу, а абсолютную победу, и вот…
– Спорт есть спорт.
Вик Вик взорвался:
– Какой спорт?!! Когда олимпийская сборная одной страны получает двести десять медалей, из них шестьдесят восемь золотых, это не имеет никакого отношения к спорту!
Филипп продолжал молча смотреть на экран, где кадр с рвущим ленточку Мигурой отъехал чуть дальше, а на переднем плане нарисовались Стеф Полански, самый крутой ведущий теленовостей всего западного побережья, и его очередной гость – холеный благообразный мужчина с седой бородкой. Полански представил его как профессора Джереми Макенроя, специалиста по спортивной медицине и ведущего эксперта по допингу Национальной ассоциации легкой атлетики США. Ну еще бы! Ведь всем давно было известно, что при честной игре американцы просто не могут проиграть. Что означало: если они проигрывают – значит игра нечестная.
– Да выключи ты эту хрень! – Казалось, от рыка Вик Вика вздрогнули жалюзи на окнах номера. Филипп хмыкнул и нажал кнопку «ленивчика». Профессор на экране как раз начал тыкать световой указкой в изрядно увеличенное лицо Степана, перекошенное от напряжения, показывая видимые лишь ему одному «характерные покраснения» и «явно заметное сужение зрачков». Полански, кивая, сосредоточенно внимал.
– Ну так что ты предлагаешь?
Филипп встал и с наслаждением потянулся.
– А что тут можно предложить? Нас здесь очень сильно не любят. В первую очередь хозяева. Причем не только Олимпиады, но и всего мира. А потому никто им перечить не будет. Так что выхода у нас два: либо бросить все и немедленно уезжать, а вернее бежать, либо… остаться и бороться до конца. Мы же что сделали? Обули наших американских друзей по плаванию, легкой атлетике, теннису, то есть по тем видам, в которых они считали себя абсолютными лидерами. Ты же помнишь, как перед Олимпиадой они со вкусом обсуждали даже не то, сколько американцев будет в тройке призеров, а кто именно из них. Так что у них остается вообще только один выход, ты знаешь какой – обвинить нас во всех смертных грехах: в применении специального уникального допинга, который невозможно обнаружить современными методами, в подкупе судей, ну а заодно в попрании прав личности, терроризме и зверском уничтожении китов в окрестностях Антарктиды.
– Вот и я о том же толкую, – пробурчал Вик Вик.
– И в этой ситуации надеяться на то, что нам дадут спокойно уехать со всеми медалями, которые мы здесь завоевали и еще завоюем, – глупо. Остается решить – либо мы бежим, либо нет. Причем убежать мы можем только сегодня. Если завтра наши ребята выйдут на площадку, нас уже никто из этой страны не выпустит.
Вик Вик мрачно кивнул. Он прекрасно представлял, о чем идет речь. Завтра, в одиннадцать по местному времени предстоял финал баскетбольного турнира. И для американцев это был последний шанс сохранить лицо. Ибо вот уже шестую Олимпиаду подряд олимпийскими чемпионами становилась только американская «Дрим тим» – команда мечты. Но сегодня ни у кого не было сомнений по поводу того, что, если завтра сборная Империи появится на площадке, – американцев ждет даже не поражение, а форменный разгром. И этого хозяева Олимпиады и представители самой могущественной страны мира допустить уже никак не могли. Но в том случае, если бы русские не появились на площадке и тем паче вообще покинули олимпийский городок, американцам не только удалось бы спасти от разгрома свою баскетбольную команду, но и больше того – перед ними открылись бы широкие возможности полной реабилитации всей Олимпиады. Поэтому всю последнюю неделю на спортсменов и официальных представителей Империи шло все более нарастающее давление. А в последние два дня оно стало просто неприличным. Таким, что не выдержал сам «железный» Вик Вик. Вернее, дело было вовсе не в выдержке. Вик Вик просто понял, что хозяева мира на последнем пределе и готовы пойти на все, лишь бы сломать, раздавить, растоптать этих наглецов, посмевших бросить вызов хозяевам планеты в их собственном доме. Эти русские как будто не понимали, что переброска американских войск в Европу идет полным ходом и им лучше всего вести себя тише воды ниже травы.
– Ну и что ты решил?
Филипп в раздумье посмотрел на собеседника. Вся проблема Вик Вика состояла в том, что он был одним из высших чиновников МОК и официально не имел никакого отношения к делегации Империи. И не имел права принимать решение. А Филипп, за год до Олимпиады выведенный из состава оргкомитета и личным указом Императора назначенный руководителем сборной команды Империи, был как раз тем, кто этим правом обладал.
– А что тут решать? Будем играть.
– Да ты… понимаешь… что… – у Вик Вика от волнения сел голос, – … это ж… сейчас начнется… они ж не позволят нам даже выйти на площадку!
Филипп усмехнулся:
– Ну, не думаю. Они так энергично подталкивали нас к тому, чтобы мы сломя голову бросились в аэропорт и удрали, что теперь просто не посмеют не пустить нас на площадку. Но перед этим сделают все возможное, чтобы мы не выиграли.
– А что ты подразумеваешь под этим «всем»? – саркастически спросил Вик Вик. Но ответить ему Филипп не успел. Дверь номера распахнулась, и на пороге появился дюжий полицейский. О-о-о, это надо было видеть. В номер он вошел невозмутимый и величественный, словно Терминатор. Остановившись в центре комнаты, он бросил взгляд на пустое кресло в углу, потом на стильные часы над аркой двери, ведущей в спальню, скользнул глазами по торшеру и потухшему телевизору и лишь после этого уткнул холодно- равнодушные зрачки в лицо Филиппу. Весь его вид демонстрировал глубочайшее презрение к этим жуликам
